Эдуард Поляков - По любви [сборник]

– Прекрасно. Тем более что я догадываюсь куда. В старый дом матери своей? Что ж, поезжай. Места там прекрасные. Дров, я надеюсь, тебе на зиму хватит, а если не хватит, то твой очередной дружок тебе поможет. Так что будем делать с квартирой?

– Забери себе.

– Вот как?! Интересно. И это ты на полном серьёзе? Хорошо, тогда напиши заявление, что ты отказываешься. У тебя есть бумага? Ах. Да, я на всякий случай с собой захватил. Вот. И образец такого заявления вот тоже взял-таки. – Жгун достал из кожаного дипломата несколько листов и положил перед Полиной на кухонном столе. Полина стала писать. – Если что не так, потом исправим. Признаться, я ожидал такого варианта, зная твой характер. Ты думаешь, мне должно быть стыдно? Отнюдь. Отнюдь. Что же, ты всё решила, тебе и ответ держать впоследствии за свои поступки. Но я не благороден, нет. И как ты когда-то принимала мои подарки, теперь приму твой, правда, я могу заплатить, если хотите. Сколько бы вы хотели за свою половину?

Полина дрожала. Владимир видел, ещё несколько таких слов, и она расплачется, но вмешиваться в этот разговор не решился. И когда Полина протянула Жгуну бумагу и сказала, что ей ничего не нужно от него, Задков подошёл к нему, быстро прячущему документ в дипломат, и спросил:

– Ну, получил своё? А теперь убирайся вон.

– Что?! Что-о-о?! – Жгун высоко задрал голову, пытаясь показать всем видом, что именно он теперь хозяин положения здесь.

– Вали, говорю, отсюда! – Владимир снисходительно улыбнулся.

– Это ты мне?! Ты, лимита беспортошная, да я сейчас милицию вызову, и тебя тут же посадят. Моя квартира. Я могу при желании тебя засадить, ибо жилище, как написано у нас в законе, и ты об этом должен знать, неприкосновенно. Так что помолчи лучше и знай своё место…

Жгун не успел договорить. Владимир подошёл к нему, схватил за полы пиджака, приподнял над полом и процедил сквозь зубы:

– Я своё место знаю, сука. Сейчас я покажу тебе твоё.

При этих словах он протащил Жгуна до двери и, отомкнув дверь, одной рукой пустил его с лестницы. Жгун летел неуклюже и неудачно, ударился о поручень, разбил голову. Поднимаясь со ступенек и держась за окровавленную голову рукой, проговорил:

– Ну всё, ждите гостей. Вы своего добились.

И медленно пошёл вниз. Полина вышла на площадку и с ужасом посмотрела на Задкова.

– Что вы наделали, сумасшедший? Он ведь в милицию пошёл.

– Сам не знаю, сорвался вдруг. Не могу поверить. Простите…

– Честно говоря, и я бы ему дала… Но он так больно ударился…

– Поделом ему…

Через полчаса в дверь позвонили. На пороге стояли два молодых человека в милицейской форме.

– Полина Алексеевна Жгун здесь проживает?

Она смотрела на них и молчала. Владимир стоял за её спиной. Тот из милиционеров, что с виду был постарше, посмотрел на Задкова, и ему всё стало ясно.

– Мы, собственно, по вашу душу… Одевайтесь. Поедем.

Полина выступила грудью вперёд и вышла на площадку к ним.

– Простите, но на каком основании?

– На основании заявления вашего мужа, Жгуна Павла Петровича. Он как раз сидит у нас в отделении с травмой головы. Там и разберёмся…

В прокуренном донельзя отделении милиции сидел капитан с красной повязкой и что-то писал в журнале. Жгун с распухшим лбом ожидал на скамье перед окошком дежурного. Завидев процессию во главе с идущим впереди Задковым, он как-то весь сжался, уменьшился, что ли, и забился в угол. Задков улыбнулся ему. Жалко было это ничтожество.

– Ты, что ль, его? – спросил капитан у Владимира, отодвигая журнал и сделав сочувственное выражение лица.

Задков кивнул.

– Ну что, посадим мы тебя. Годика на три. Проходи. Документы давай…

– Постойте! – Полина протиснулась сквозь стоящих плотно к Владимиру молодых милиционеров и оказалась у окошка дежурного.

– Товарищ милиционер, разрешите мне поговорить с мужем? Прошу вас!

Капитан посмотрел на эту встревоженную красивую женщину и покачал головой понимающе:

– Разговаривайте. Мне не жалко, – и обратился к молодым милиционерам: – Идите, ребята. Свободны пока.

Милиционеры ушли. Полина подошла к Жгуну.

– Павел, прошу тебя, выйдем, поговорим.

Жгун победно улыбнулся и презрительно пробормотал:

– Говорить ей ещё… Ясное дело, подсудное.

– Павел, я очень прошу тебя! Ну пожалуйста!

– Хорошо, но у меня мало времени, – сжалился он наконец.

Полина и Жгун вышли из отделения на улицу. Владимир продолжал стоять у окошка дежурного.

– А ты чего стоишь? Присаживайся пока. Даст бог, всё обойдётся, – подмигнул ему капитан и закурил. – Курить хочешь, кури…

– Обожду.

Сквозь зарешеченное окно отделения Владимир видел, как Полина уговаривала Жгуна. Он сопротивлялся, всем видом выказывая полнейшее безразличие к её просьбам. Но вот что-то его заинтересовало, он задумался, отвернувшись в сторону, и минуту о чём-то размышлял. По лицу Полины было видно, что она ждёт его ответа с напряжением и тревогой. Жгун кивнул и улыбнулся в очередной раз. Они пошли к крыльцу.

– Я забираю своё заявление, товарищ дежурный. Считаю инцидент исчерпанным.

Капитан, глядя исподлобья, молча протянул ему исписанный мелким почерком листок бумаги и затушил окурок в битком набитой пыльной пепельнице. Жгун взял заявление и хотел было спрятать в карман, но Полина вырвала документ из рук мужа и тут же порвала.

– Ну глядите, глядите… – в последний раз улыбнулся он и вышел вон из отделения.

Все вздохнули с облегчением.

– Дерьмо человек, – покачал головой капитан и стал что-то снова писать в журнале.

– Коля! – крикнул он куда-то в сторону одному из своих помощников, – поставь там чайку.

Взглянул на Полину с Владимиром и, высунувшись в окно, с широкой русской улыбкой произнёс:

– А вы что стоите?! Идите домой, а то сейчас обоих посажу!

Полина и Владимир обнялись. И вышли на улицу.

По дороге всё больше опять молчали, и лишь возле подъезда, остановив её за руку, Владимир спросил:

– Полина, почему он согласился?

Она посмотрела ему в глаза беспомощно и растерянно, словно боялась ответить.

– Скажите, я прошу вас. Для меня это очень важно…

– Я предложила ему мамин дом в деревне. И он согласился. Только на это и согласился. Я не хотела вам говорить…

– Какая гадина! Какая мерзкая гадина!..

Спустя некоторое время после всех описываемых нами событий грузовой фургон ехал по избитой, с залитыми дождевой водой лужами грунтовке в деревню Глухово. Водитель матерился на чём свет стоит и проклинал себя за то, что согласился ехать в эти тартарары. Двое пассажиров рядом терпеливо молчали. До деревни оставалось километра три.

Позже машину с мебелью и вещами разгружали местные мужики. Владимира узнали. Он обещал поставить им за труды московского розлива.