Наталья Нестерова - Нежное настроение (сборник)

Все честно улыбались, преувеличенно радостно заглядывая в глаза Маше и заодно друг другу. Только Боба и Соня смотрели мимо Маши. Какая у Бобы с Наташей дочка некрасивая, наверное, ее даже дразнят. Бедная... видимо, поэтому у нее такой взрослый взгляд.

Маша огляделась и тщательно, всеми ямочками на щеках и блеском в глазах, по-доброму, улыбнулась Аллочке.

– Ой, неужели это ваш «Наполеон»! Я о нем десять лет мечтала!

– Неужели не пробовала в Америке ничего повкуснее? – Аллочка довольно улыбнулась.

– Американцы дают жирным десертам жуткие имена. Вы бы захотели попробовать тортик «Смерть от шоколада»? – ответила Маша.

Они с Аллочкой все улыбались и улыбались друг другу, словно каждая боялась первой убрать с лица натужную приветливую гримаску.

– Все наши в Америке жалуются на ужасную еду? – светски поинтересовалась Аллочка и окинула сидящих за столом гордым взглядом.

Похоже, в этом доме она одна хорошо воспитана и умеет принимать гостей. Аллочка очень старалась принять Машу хорошо. Вот только одна маленькая мысль поклевывала ее – в порядке ли могила Сергея Ивановича? Она судорожно пыталась вспомнить, когда последний раз была на кладбище. Знала – давно, полгода, а то и больше. Но все же нервно перебирала в голове даты. А вдруг окажется, совсем недавно.

Маша растерянно огляделась, на секунду не удержавшись от обиды: «Я ЖЕ ПРИЕХАЛА! Почему про еду? За что?» Но послушно ответила:

– Когда садишься за стол с американцами, они всегда так подозрительно оглядывают пищу, словно думают, какой именно кусок может их окончательно угробить. И обязательно кто-нибудь скажет: «Ах, ЭТО? ЭТО я не ем. Вы что, не знаете, в каких условиях выращивают ЭТО?»

Нина засмеялась, и все немножко похмыкали вслед за ней. Но, ударившись своим смехом о Бобину мрачность, опять замолчали.

Вдруг вскочила Наташа, неловко попав в полную тишину, пропела:

– Я на минутку, сейчас вернусь.

Когда Наташа, с ярко накрашенными губами и пятнами румян на щеках, вернулась, застольную беседу уверенно вела Рита.

– С этой помадой лучше? – шепотом спросила Наташа, прикоснувшись к Нининой щеке тяжелой сережкой.

Серьги, сапфиры в брильянтовых лепестках, Наташа никогда не надевала и сейчас второпях, нервничая, выкидывала на кровать вперемешку белье, шарфики, платочки, заколки для волос, ночные рубашки, посреди которых и нашлась красная бархатная коробочка с сережками – Бобин подарок на тридцать лет.

– Как вы можете жить в Америке, – строгим тоном произнесла Рита, недовольно морщась, будто у нее накопилось много претензий к Америке и сейчас она их все наконец выскажет. – Ведь вы, кажется, из приличной семьи...

До брака с Гариком Рита не думала, из какой она семьи. Но, выйдя замуж за писателя, поняла, что из хорошей, и все чаще называла маму-массажистку врачом, а скромного папу-бухгалтера «мой отец – известный экономист».

– В Америке совсем нет культуры. До настоящей интеллектуальной прозы, как у Гарика, там не доросли.

Гарик строго посмотрел на Риту.

– В этнически немонолитной стране культура невозможна. Но и в Америке, как в любой стране, найдутся несколько человек, которые понимают... А я, может, вообще пишу для десятка людей в мире!.. Мне много читателей не надо, я не... как этот ваш... – Он повернулся к Антону: – Акунин?

– Акунин, Пелевин, Чехов, Лев Толстой... – услужливо отозвался Антон.

Рита подскакивала на месте, как отличница, которая случайно ляпнула что-то не то и тянет руку, желая немедленно исправиться.

– Америка – это провинциальная страна средних программистов. Американцев не любят в Европе за то, что они...

Маша, виновато за Америку улыбнувшись, попросила:

– Чур, я за Америку не отвечаю! Моя Америка – это русская бабушка, которая сидит у внука на кухне и чистит чайник. К одному моему питерскому приятелю приехала в гости бабушка, ей уже под восемьдесят. Он ночью выходит на кухню и видит – Черт Знает Где – Другая Планета – Америка – Сан-Диего, и – бабушка в ситцевом халате трет чайник. Она специально соду из Питера привезла, мало ли что придется почистить. Он спросонья решил, что Черт Знает Где – Другая Планета – Америка ему приснилась. А на самом деле вышел водички попить в свою коммунальную кухню на Литейном, дом пятьдесят шесть, вход со двора.

В конце рассказа смущенная Ритиными наскоками Маша предательски пискнула и покосилась на Бобу. Боба задумчиво теребил волосы на виске. Маша ждала, вот-вот раздастся сердитый окрик: «Не крути пейс!» Но старшие Любинские молчали. Нина довольно оглядывалась по сторонам. Как приятно, что именно она придумала Машу, – сюрприз, вон как все счастливы!

– Твои друзья в основном русские или американцы? – придумала спросить Зина. Слишком долго она молчала, а ведь и ей бы тоже надо хорошо Машу принять.

– Американцы – это другая химия, – устало, уже почти выключившись, произнесла Маша. – Они гнездятся по-другому. И еще ужасно любят соревноваться. У них вся жизнь – один большой бег в мешках. Любое событие, даже свадьба, устроено так, чтобы каждый мог победить. Или по крайней мере обскакать остальных. Иначе они разобидятся и развоюются.

– Жить в Америке и не общаться с американцами – это ущербно, – завела Рита.

Маша на секунду прикрыла глаза, левый уголок губ жалобно опустился. Если еще кто-нибудь спросит про Америку, она просто разревется!

Антон, интимно наклонившись к ее уху, прошептал:

– Я тебе потом все расскажу, что у меня тут было! И кто!

Маша кивнула – обязательно расскажешь. Собирая на ложечку крошки Аллочкиного «Наполеона» у себя в тарелке, она незаметно оглядела Антона. Ничуть не изменился. Правда, прежде красивые и значительные черты его лица, сохранив красоту, стали менее значительными, менее мужскими. Будто в ряд поставили несколько фотографий – на первой отставил пухлую ножку мальчик с игрушечным ружьем наперевес, на второй юноша, но в том же детском антураже, и на третьей – взрослый уже мужчина, но в той же позе – ножка отставлена, в руке игрушечное ружье.

– А ты быстро выучила язык? У тебя же в школе был французский, – поинтересовалась Нина.

– У меня была книга с картинками. Первый текст начинался так. – С учительской важной интонацией Маша произнесла: – «У меня во рту 32 зуба. И язык».

Боба наконец засмеялся, развернувшись к Маше.

– Американский английский – простой, – вздохнув «ф-фу!..», радостно заверещала Маша. – Всякие глупости вроде скрытого смысла, метафор там разных, американцев только огорчают. Еще они любят использовать эвфемизмы. Например, вместо того чтобы сказать: «У него была клиническая смерть», говорят: «Человек прошел через жизнеутверждающее испытание».

Рите хотелось еще высказываться, общаться. Закончив инспекцию Америки, она перешла к инспекции самой Маши.