Кристин Фере-Флери - Девушка, которая читала в метро

– Кораблям нужен порт приписки, – сказал он в тот день, глядя на покрашенный автобус. – А это корабль. Не гоночная яхта, конечно, форма не удлиненная, он скорее пузатенький. Прямо детская игрушка. Напоминает песню “Битлз”, знаете? Yellow Submarine . Надо его так и назвать, если вы не против, конечно.

Жюльетта рассмеялась:

– Вы знаете “Битлз”?

– Разумеется. Я бы их знал, даже если бы был столетним стариком. Это вы не современная, Жюльетта, а не я. И прекрасно. Не стану говорить “оставайтесь такой, какая вы есть”, потому что вы-то хотите прямо противоположного. Но сохраняйте в себе частичку этого… Нет, я решительно старею, забываю слова. Не могу сообразить, как это назвать.

– Я тем более, – прошептала девушка.

Он улыбнулся ей – немного грустной, но очень доброй улыбкой.

– В сущности, тем лучше.

Она выехала дождливым утром; к этому она не была готова, не так себе представляла отъезд: желтый автобус – теперь она для краткости называла его Y. S. – казался тусклым среди струившихся по стенам потоков, под уныло-серыми тучами, цеплявшимися за крыши. Почти целую неделю она отбирала книги, которые будут тесными рядами стоять на стеллажах, закрепленных у металлических бортов кузова.

– Я буду время от времени приезжать на заправку, – сказала Жюльетта.

Она смеялась, Леонидас тоже.

– Люди вам принесут еще, там, где вы остановитесь. Скорее всего, ненужные, – отозвался он.

– Или, наоборот, самые любимые… Не будьте вы таким пессимистом! Что может быть лучше, чем поделиться любимой книгой?

Леонидас снисходительно кивнул:

– Конечно. Только, по-моему, у вас слишком много иллюзий, Жюльетта.

Она с минуту помолчала – задумчиво, быть может, огорченно.

– Вы правы. Но в принципе мне так больше нравится. Быть слегка малахольной.

После долгих споров они решили, что Жюльетта не станет брать в первую поездку серийные издания: она не была уверена, что ей захочется снова заезжать в одну и ту же деревню, чтобы завезти туда том второй, третий или двенадцатый. Ей хотелось свободы, той драгоценной свободы, которой она только-только начинала учиться. Поэтому Пруст до времени остался на складе, а с ним и Бальзак, Золя, Толкин, книги Шарлотты Дельбо, которые она очень любила, “Повесть об Отори” Лайан Герн и полное издание “Дневников” Вирджинии Вулф, три тома “Дины” Хербьёрг Вассму, “Хроники Сан-Франциско” Армистеда Мопина, “Дарковер” Мэрион Зиммер Брэдли, “1Q84” Харуки Мураками, “Человек без свойств” Роберта Музиля и все большие семейные саги, которые невозможно удержать в руке. Оставались одиночки, толстые, тонкие, средние, те, чей корешок потрескался, потому что они часто лежали раскрытые и забытые на столе или на диване обложкой вверх; те немногие, что еще пахли картоном и новенькой кожей; те, что были в пластиковых обложках – как в свое время учебники, Жюльетта до сих пор помнила эти непослушные обложки, не желавшие держаться на сгибах и стягивавшие корешок книги; из-за них руки вечно были потные.

Их тоже надо было отбирать. Задача не более легкая, чем сортировка.

– Вот интересно…

Жюльетта сидела на ящике, набитом романами карманного формата и, насупившись, покусывала губу: так делали все романные героини.

– В сущности, Y. S. ведь не передвижная библиотека. Их таких кучи. Значит, мне не надо непременно иметь книги на все вкусы, на все возрасты, учитывать любые интересы читателей… Или надо? Что вы об этом думаете, Леонидас?

– Ничего.

– То есть как – ничего?

Леонидас, листавший свой драгоценный труд про насекомых – он повсюду носил его с собой в портфеле, – бросил на Жюльетту суровый взгляд поверх очков-половинок.

– Почему я должен иметь свое мнение по любому поводу? Мой выбор все равно будет отличаться от вашего. А сейчас важен ваш, а не мой.

– Но я же должна, помимо прочего, считаться с тем, что любят читатели, – не отставала Жюльетта.

– Вы так думаете?

– Да.

– Тогда возвращайтесь в метро и записывайте. Вы ведь уже так делали, разве нет?

Жюльетта кивнула. Да, она начала составлять что-то вроде списка – главным образом повторов. Тех книг, какие она видела в руках у нескольких человек, по нескольку раз за неделю.

– Но они же не обязательно лучшие, – привела она еще один довод. – Я же не собираюсь играть в… э-э… издательский маркетинг.

Леонидас пожал плечами, любовно водя лупой по цветной вклейке с изображением богомола, Empusa pennata , и разглядывая его гребенчатые усики, похожие на сухие веточки.

– Чтобы создать мир, нужно все, – невозмутимо произнес он. – Даже если это мир книг.

Ее поездки на метро имели прощальный привкус. Жюльетта вынесла из них, кроме названий романов, любовно подмеченные картины: фреску, которую не замечала раньше и на которой женщина в балетной пачке, закрыв глаза, летела в шпагате на фоне городского пейзажа, обрамленного облаками цвета сахарной ваты – словно танцевала среди звезд, или падала вниз, или возносилась к небу по спирали мечты; голубей – голубок, решила она, – расхаживающих по стеклянным маркизам станции “Дюплекс”; мимолетный образ позолоченного солнцем собора; изящный поворот рельсов прямо перед станцией “Севр-Лекурб” (этакий курбет); овальное здание, и здание круглое, как печенье, и еще одно, с серой крышей, черепица которой походила на ракушки, когда поезд шел мимо, на ней подрагивали зеленые, синие, фиолетовые блики; сад на крыше; Сакре-Кёр вдали; баржи, тяжело бороздящие реку, и баржи, стоящие у причала, украшенные, словно сады, с бамбуковыми изгородями в больших кадках и маленькими столиками, стульями, скамейками… Жюльетта выходила почти на каждой станции, пересаживалась в другой вагон, разглядывала лица, сама себе не признаваясь, ждала знака: вот сейчас кто-нибудь поймет, что она уже не совсем здесь, что она лелеет воспоминания, и улыбнется ей, пожелает счастья, как на Новый год, или скажет непонятную фразу, разгадку которой она будет искать годами, – но ничего подобного не случилось. Она, презрев эскалатор, в последний раз вскарабкалась по серым ступенькам с блестевшими кое-где частичками слюды и ушла в дождь.

И теперь, снова под дождем, под беспрерывной моросью, грузила коробки с книгами, которые решила взять с собой или которые втихаря сами попались ей на глаза, она уже не вполне понимала, а в сущности, какая разница. Если она чему и научилась, то только одной вещи: с книгами никогда ничего нельзя предвидеть.

Стеллажи, которые установил (не без насмешливых комментариев) местный слесарь, были снабжены упорами, фиксировавшими книги на середине высоты корешков, чтобы они не рассыпались на первом же повороте. Когда стеллажи заполнились, внутренность фургона приобрела несуразный, но уютный вид.