Вячеслав Солдатенко - Когда утонет черепаха

– Супермаркет есть. На площади. Мы мимо шли.

– Хорошо, оставьте ключи от служебной машины и нарисуйте, как доехать. И можете быть свободны.

– Господин штаб-сержант, пешком будет быстрей.

– Допустим. Всё равно, нарисуйте маршрут и идите. И ключи от машины оставьте.

– Господин штаб-сержант, у нас нет машины.

– Как это?

– Она есть, но не заведётся.

– Давно не заводили?

– С лета. Да вон она!

Михкель показал на сугроб за окном.

Ларсен прокашлялся.

– Хорошо, Михкель. Приходите завтра с лопатой, будем заводить.

– А островок тот ещё! – сказал майор, оказавшись на улице. Он быстро добрался до своей будки. Домик выстыл до состояния ледяной избушки. Одному сидеть в нём жутко. Тишина такая, будто мир залит парафином. Том натаскал дров, набил до отказа печь. Разжечь не получалось. Если бы не фляжка с техническим спиртом, кем-то забытая в прихожей, Ларсен бы замёрз и больше не мучился. Мысль о гибели не вызвала ужаса, что само по себе было ужасом.

Утром откопали машину. Ни осмотр мотора, ни удары сапогом по колесу, ни изысканная ругань результата не дали. Приехал кузен Михкеля на тракторе, привёз провода и огромный аккумулятор. И будто весной повеяло. На панели приборов загорелись лампочки.

– Дефибриллятор! – сострил Том.

– Не дефибриллятор, а пускач! – поправил тракторист.

«Пятнадцатый век, иронию ещё не изобрели», – подумал Ларсен.

Из-под капота вылетели искры, потянуло дымом. Чихнув, машина задышала, глазки её загорелись. Чищенных дорог на острове две. Одна по кругу вдоль берега. Вторая делит остров пополам, соединяя центр с паромной переправой. При виде парома застучало сердце. Так стучит, наверное, у заключённого при виде напильника.

Ларсен подъехал к шлагбауму. Ему открыли, не спросив билета. Том въехал на паром, вышел на палубу. Скоро паром отчалил от пристани. Через два часа, без опозданий, выпустил на берег всех, кому в этот день захотелось сбежать.

Пьянея от лёгкости побега, Том покатил в столицу. Триста километров. Три часа до Хельги, нормальной еды, до ярких огней и чистых тротуаров. Сам факт побега есть признак любви. Том представил, как назовёт генерала папой, а тот не рассердится. Скоро позвонил телефон. Номер не определился.

– Том… То есть штаб-сержант Хуго Пруст слушает!

– Думаешь, я шучу? – спросил генерал.

Ларсен едва не слетел с дороги.

– Господин генерал…

– Заткнись и слушай. Ты возвращаешься на Муху и больше так не делаешь.

– А если нет?

– Тебя встретят на въезде в город. Тюрьма была бы лучшим выходом, но тюрьмы я тебе не обещаю.

И бросил трубку. У генерала на острове были и глаза, и уши, и даже вкусовые сосочки, возможно. Туча в небе сложилась в огромную дулю. Зная возможности генерала, Ларсен не мог утверждать, что это не случайность. Он остановился, вышел, походил вдоль обочины. Вдохнул полную грудь холода. Потом вернулся в машину и поехал назад, на остров Муху. Там воткнул машину в сугроб и вошёл в домик, как каторжанин в камеру.

…Если человек разговаривает с печкой, это ещё не сумасшествие. Другое дело, если печка начинает отвечать на вопросы. Из пяти тысяч островитян никто не сравнится в обаянии с этой железной тумбой.

Ларсен выключил телефон, перестал ходить на работу. Ровно в полдень он выбирался из дома, чистил снег. Потом приходил Михкель. Как бы за поручениями, на самом деле проверить, не замёрз ли начальник. Ларсен составлял сержанту план работ – принести, например, пельменей из магазина. Или стиральный порошок. И всё. Он впал в апатию. Глядел в окно, читал книжки. Снова чистил снег, стирал, готовил. Научился растапливать печь силой мысли. Тренировал умение спать, организм как мог сопротивлялся. Скоро явь и сон стали путаться. Снился Михкель, Хельга, снег и какие-то размытые лица.

Из всех видов стихий Том Ларсен любил разве что женщин. А ветерочки, облачка, ручейки и цветочки считал уделом идиотов. Но когда в марте выглянуло солнце, он не выдержал. Вышел на улицу и гулял минут сорок или даже час. Обошёл окрестности, порадовался таянию снегов и потолстевшим почкам. Тома не удивляло обилие заброшенных домов. Удивляло, почему не все они заброшены, почему люди не все разбежались, с таким-то климатом. Том надеялся, эта его зима на острове Муху останется единственной.

Вечером заметил свет у соседского дома. Кто-то ползал под окнами, подсвечивая телефоном то окна, то двери. «У нас зреет уголовка!» – обрадовался Ларсен. Взял полицейский фонарь и пошёл разбираться.

Увы. Вдоль окон ходила девица. Никаких признаков криминальных намерений. В полицейских сводках такие выступают жертвами. Светила телефоном, потом телефон сел. Не удивительно. Женщины пользуются зарядкой только в крайнем случае и никогда про запас. Она гладила рукой подоконники, опрокидывала горшочки и вёдра. Ясно было, ключ ищет. Прощупала стены и дверь, вновь вернулась к подоконникам.

– Может, он в снег упал, – сказал Том.

Она вскрикнула резко. Том даже подпрыгнул.

– Тьфу, дура, испугала. Ты чего орёшь?

– А чего вы подкрадываетесь?

– Ну прости, в другой раз повешу себе колокол на шею.

Том прощупал снег под окнами, но ключа не нашёл. Уйти теперь было нельзя. Мы в ответе за тех, кому по дури взялись помогать. Пришлось звать девицу к себе. Она пошла, но боялась всего. Темноты, звука шагов, а особенно – своего спасителя. Попросила телефон, отправила кому-то прощальное СМС. Наверняка любовнику, от которого же сюда и сбежала. Не знает, что если и есть на острове безопасное место, то оно там, где Том.

Уложил её на своей кровати, потратил чистое бельё. Сам спал в холодной бане. Утром путешественница потребовала отвести её на море, сунула несколько монет. После моря водил её в магазин, подарил свои дрова и кофе. К вечеру Том согласился с арабскими запретами на самостоятельное перемещение женщин в пространстве. Всё-то им надо, и всё не так. То вода не льётся, то, наоборот, затапливает, печь у них сначала не горит, а потом иди туши, чтоб не было пожара. И не так уж плохо было зимой, когда никто бестолковый не лез с разговорами.

Её звали Анна. Чем-то она похожа на самого Тома. Тоже непутёвая, несчастная, неприкаянная. Том сначала злился, потом простил её и даже взял у Михкеля колбасы и сыра на угощение. Пришёл к Анне, а там любовник приехал. Средней руки бизнесмен, считающий себя королём. Том не прочь был бы набить ему морду просто так, в честь встречи. Но достаточного повода не случилось. Любовник пошипел да и уехал. Том подарил колбасу, Анна расплакалась. Что творится в женских головах – непонятно. Кто вообще от колбасы плачет?

На следующий день, в восемь утра, Том подумал – как же хорошо и тихо.

В десять подумал, – а вдруг она печь растопить не сможет?