Никола Юн - Солнце тоже звезда

– КОРЕЙСКАЯ ЕДА? Лучшая еда. Здоровая. Тебе полезно, – говорю я Наташе, пародируя свою мать. Она твердит это всякий раз, когда мы идем ужинать в какой-нибудь ресторан. Чарли всегда предлагает пойти в американский, но мама с папой вечно отводят нас в корейский, хотя мы и так каждый день едим дома корейскую еду. Впрочем, я согласен с мамой. Корейская еда? Лучшая еда.

У Наташи осталось не так много времени до назначенной ей встречи, и я начинаю сомневаться в том, что успею влюбить ее в себя за ближайшие пару часов. По крайней мере, я должен сделать так, чтобы завтра ей захотелось увидеться со мной снова.

Мы заходим в мой любимый ресторан, и официанты приветствуют нас: «Annyeonghaseyo! [15] Здравствуйте (кор.). »

Я люблю это место. Рагу из морепродуктов готовят здесь такое же вкусно, как мама. В этом ресторане довольно простенькая обстановка: небольшие деревянные столики в центре зала, а по периметру – кабинки. Сейчас здесь не много народу, так что нам удается занять кабинку.

Наташа просит меня выбрать блюда.

– Я буду есть то, что ты порекомендуешь, – говорит она.

Я нажимаю на кнопку, прикрепленную к столу, – официантка появляется через секунду. Я заказываю два супа с морепродуктами – сундубу, кальби – говяжьи ребрышки и па чжон – блинчики с зеленым луком.

– Там что, звонок? – спрашивает Наташа, когда официантка удаляется.

– Классно, правда? Корейцы – прагматичный народ, – говорю я, шутя лишь отчасти. – Никакой тебе загадки: «Когда появится мой официант?», «Когда мне принесут счет?»

– А в американских ресторанах об этом знают? Мы должны им рассказать. Такие звонки должны быть везде.

Я смеюсь и соглашаюсь с ней.

– Нет, я передумала. Представь только, что какой-нибудь придурок будет нажимать на эту кнопку, только чтобы попросить у официанта кетчуп?

Панчхан, бесплатные закуски, приносят сразу же. Я готовлюсь объяснить ей, что она будет сейчас есть. Однажды один мой знакомый, когда мы сидели здесь, пошутил: «Из чего это приготовлено? Из собаки?» Я почувствовал себя дерьмово, но все равно смеялся. В таких ситуациях мне хочется иметь Право отмотать все назад. Вопреки моим ожиданиям Наташа не задает вопросов. Официантка приносит нам палочки.

– О, принесите мне вилку, пожалуйста, – просит Наташа.

Официантка смотрит на нее с неодобрением и, повернувшись ко мне, говорит:

– Научи девушку пользоваться палочками.

С этими словами она удаляется, а Наташа спрашивает удивленно:

– Она что, не принесет мне вилку?

Я смеюсь и, качая головой, восклицаю:

– Какого черта?

– Похоже, тебе придется научить меня пользоваться палочками.

– Забей на нее, – говорю я. – Некоторые не любят, когда нарушают традиции.

Наташа пожимает плечами:

– Во всех культурах так. Американцы, французы, ямайцы, корейцы – все считают, что их традиции лучшие.

– Может, мы, корейцы, на самом деле правы, – говорю я с улыбкой.

Официантка ставит перед нами суп и два сырых яйца. Затем швыряет в центр стола завернутые в салфетку ложки.

– Как это называется? – спрашивает Наташа, когда официантка уходит.

– Сундубу, – отвечаю я.

Она смотрит, как я разбиваю яйцо в суп и топлю его под кубиками дымящегося тофу, креветками и моллюсками, чтобы оно сварилось. Она делает то же самое и даже не интересуется, не опасно ли есть сырое яйцо.

– Вкусно, – говорит она, съев ложку супа и качая головой от удовольствия. – Почему ты считаешь себя корейцем? – спрашивает она, съев еще несколько ложек. – Разве ты не здесь родился?

– Это не важно. Меня всегда спрашивают, где я родился. Я обычно говорю, что здесь, но потом меня спрашивают, откуда я на самом деле, и тогда я отвечаю, что из Кореи. Иногда говорю, что из Северной Кореи, и добавляю, что мы с родителями бежали из подводной тюрьмы, полной пираний, где Ким Чен Ын держал нас в заточении.

Она не улыбается, как я ожидал. Только спрашивает, зачем я так говорю.

– Потому что не имеет значения, что я скажу. Люди смотрят на меня и верят в то, во что им хочется верить.

– Печально, – отвечает она, подхватывая и отправляя в рот немного острых квашеных овощей – кимчхи.

Я мог бы целый день наблюдать за тем, как она ест.

– Я привык. Мои родители считают, что я не совсем кореец. Все остальные считают, что я не вполне американец.

– Это правда печально. – Она переходит от кимчхи к пророщенным бобам. – Но мне кажется, тебе не стоит говорить, что ты из Кореи.

– Почему?

– Потому что это не правда. Ты же родился здесь. Мне нравится, что у нее все так просто. Мне нравится, что в любой ситуации она говорит правду.

Вопрос о национальной принадлежности ставит меня в тупик, а она советует мне рассказывать людям все так, как есть.

– Это их проблемы, что они подумают, а не твои, – добавляет она.

– А с тобой так же?

– Да, но только я-то не здесь родилась, помнишь? Мы переехали сюда, когда мне было восемь. Я говорила с акцентом. Когда пошел снег, я была в классе и так удивилась, что даже встала, чтобы на него посмотреть.

– О нет.

– Ода.

– Другие дети…

– Приятного в этой ситуации было мало. – Она ежится, вспоминая это. – Хочешь услышать историю, похуже этой? В первом же диктанте учительница отметила, что я написала неправильно слово favorite – с буквой ни».

– Так это же правда неправильно.

– Не-а. – Она машет на меня ложкой. – Английское слово пишется с «и». Так говорит сама королева Англии. Загляни в словарь, американский мальчик. Так или иначе, я была ботаником, поэтому пошла домой, принесла ей словарь и вернула себе баллы.

– Да ладно.

– Ага, – говорит она с улыбкой.

– Тебе и впрямь нужны были эти баллы.

– Они принадлежали мне по праву. – Она хихикает.

Вот уж не думал, что она умеет хихикать. Конечно, я знаком с ней всего несколько часов и не знаю о ней многого. Мне нравится узнавать человека. Нравится первое впечатление – каждое новое слово, каждая новая эмоция на лице кажутся волшебными. Не представляю, что она может мне наскучить. Не могу вообразить, что когда-нибудь мне не захочется услышать то, что она скажет.

– Хватит, – говорит Наташа.

– Что хватит?

– Пялиться на меня.

– Ладно. – Я достаю яйцо из супа и вижу, что оно уже сварилось всмятку. – Давай съедим их вместе. Это самое вкусное.

Она достает свое, и теперь мы оба держим ложки с яйцом в руках.

– На счет три. Раз. Два. Три.

Мы съедаем яйца. Я вижу, как ее глаза округляются. Я знаю, в какой именно момент желток лопается у нее во рту. Она прикрывает глаза от удовольствия, словно никогда не пробовала ничего вкуснее. Она просила не пялиться, но я все равно смотрю на нее. Она ловит ощущения всем своим телом. Интересно, почему столь чувственная девушка так упорно не подпускает к себе ни одно чувство?