Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

«Когда-то верховье реки, на той стороне Онона, в километрах восьми от Киржихи, была маленькая деревня с десятка два дворов» (Предлог «в» после «когда-то» потерян, видимо, «в километрах»);

«…совершенно не приспособленный к самостоятельной жизни, какой-то он неутверждённый, безынициативный…» (А кто его должен быт утвердить?);

«Не одну десятку тонн, спрессованную в большие тюки, сдавал колхоз государству, ценную тонкорунную марочную шерсть…» («десятка тонн» режет глаз и ухо, тут бы «десяток» лучше сочетался);

«Время проходит, а природа не стареет, каждую весну она пробуждается, рождается заново. И человек тоже на какую-то часть своей жизни с природой рождается заново» (Ещё бы знать, на какую…);

«А Лёхе уже все не в моготу – вот, вот чеку сорвет в штаны» (Это не про гранату, братцы, это про кишечник!);

«Еще с большей агрессивностью с натиском напрягли на магазин (сработал аффект толпы), с какой-то ревуще-медвежьей силой смела стоящих у входа двух милиционеров» (Видимо, толпа);

«…прорубают себе путь мачетами…» (множественного числа нет, а хочется!);

«…в системе коллективного труда сказывалась оперативная осведомленность сарафанного радио» (Это надо осмыслить отдельно!);

«…никому никогда не сделал ничего дурного, тем более, не сказал»;

«Рядом с ней сидела продавщица с молочного отдела. Которая высиживала рабочее время, дожидаясь закрытия магазина…»;

«…и пустила ее на вторичную, а может, и больше продажу» ( Как это?);

«Его решительные, крутые позывы к перемене к лучшему, подкупали народ» (С другим сочетаются позывы, с другим!);

«Только он, с ясным видением будущего, с неутомимым откровенным бунтарством сродству русской душе. Приведет страну к стабильности и процветанию» (Странное сродство, странный разрыв одного предложения на два!);

«Заблагоухало пьянство…» (Красиво, но несочетаемо!);

«Здравомыслящие люди стали с ужасом осознавать и другое: Россию войной не покорить!» (Бляха-муха! Опять полковник Акирема!);

«Было так тихо, что с желтых деревьев было слышно, как падают медленно листья» (А кто это с деревьев слушал?);

«Дамская сумочка из черной кожи на длинном ремешке висела на левом плече как-то небрежно, которую она поддерживала за ремешок» (Уточнение ещё могло бы прижиться перед «висела», но не в конце предложения);

«И сейчас, сидя на берегу с удочкой, его мозг был наполнен о музыкальных вкусах человеческого слуха, о народной культуре коллективных хоров и о вседозволенном суперсовременном раздолбайстве…» (И снова Антон Палыч! Мозг с удочкой – круто!)

Набралось и других примеров тавтологии, грубых орфографических ошибок и неких словообразований типа «астафия» («…у него не только была скрытая астафия совести …») ( Что это такое, а?). Перечитав несколько раз кусок текста с этой самой «астафией», Александр кое-как сообразил, что автор имел в виду амнезию! Хрен редьки не слаще! Скрытая амнезия совести! Круто!

Вторая толстая рукопись уже именовалась романом. Историческим. С чьим-то кратким, но многозначительным пояснением в начале, что «поднятая автором тема – первая попытка в отечественной художественной литературе показать беспримерный трудовой подвиг россиян, проложивших с помощью лопаты, кирки и тачки стальную магистраль в, казалось бы, непроходимых условиях сурового края».

«Попытка – не пытка! – с надеждой подумал Александр, принимаясь за чтение. – Если вещь более-менее, то можно и папан Шишкина уговорить – издать отдельной книгой. Управление железной дороги по каждому поводу то альбом издаст, то ещё какой фолиант, а тут – первый роман о строительстве Великого Сибирского пути, да не где-то, а в нашем крае».

Но чистый лист для «перлов», на всякий случай, приготовил.

Роман потребовал уже не три вечера.

Увы, первый «перл» встретился на первой же странице: «Не более двух дней тому назад молодой человек окончил институт…»

«А почему не сказать просто «позавчера», чем городить такую неуклюжую конструкцию?» – сделал первую пометку Александр. Вскоре взгляд упёрся в сообщение: главный герой романа пишет прошение «направить на службу за озеро Байкал». Ванька Жуков со своим письмом на деревню дедушке отдыхает! Но Ваньке отдых только на пользу, а выпускнику университета служить «где-то там, за озером Байкал»… Чего ж такое смутное представление о месте будущей службы, аль географию учил плохо? Да-да-да! Вот и автор далее подметил: «Географию с историей… толком не знают все, кто обучается в Институте путей сообщения».

На семнадцатой странице «в расписной фарфор из горячего самовара струйкой бежит чай». Шишкин хотел бы увидеть такой самовар. Доселе был уверен и лицезрел: в самоваре кипяток, а заварка в чайнике, для которого на самоваре даже специальное место предусмотрено. Но может, как, пусть и по другому поводу, резюмирует сам автор: «… произошёл тот самый случай, когда русская неповоротливость и медлительность, как в мышлении, так и в действиях, сыграла положительную роль для дальнейшего развития страны»? Хотя, наверное, такое сравнение некорректно. В одном случае представление горожанина Шишкина о самоварах, а в другом – избавление полосы отчуждения железной дороги от разграбления иностранным капиталом. Вот такой он, один из наших российских секретов успеха – неповоротливость и медлительность! И глупость. Шишкин с удовольствием выписал на лист вопрос, который главному герою задает его новый сослуживец: «Кстати, вы женаты? Нет. Я знаю, что нет. Извините, возможно, я допустил сугубо личностный и даже глупый вопрос…»

Да уж куда глупее! Знаю, но спрашиваю! Но, видимо, такой позыв у человека. Кстати, о позывах. Уже на следующей странице Шишкин встретил всем перлам перл: «Потаенно и подсознательно, даже когда вы спите и видите сны, вы так или иначе находитесь в позывах обратного возвращения на родину». Словосочетание «потаённо и подсознательно», конечно, не фонтан, но «позывы обратного возвращения на родину»…

Через пяток страниц Шишкина-младшего посетило умиление:

«Солдаты взяли винтовки с отомкнутыми трехгранными штыками наизготовку. По команде жандарма из вагонов на снег полезли каторжные… Солдаты подхватывали их под руки и попарно направляли в сторону от железнодорожного пути к откосу перед станционным зданием». Какая галантность! Правда, как она удалась солдатам с винтовками наперевес?

Но вскоре всё встало на свои места. В отношении каторжан: «Каторжный труд. Лучшие умы России притуплялись здесь за очень короткое время. Умы, вынашивающие грандиозные планы преобразования, созидания новой, доселе неведомой людям сказочно-счастливой жизни, тускнели от одного только однообразия дикого камня и тяжёлых физических страданий». Правда, двумя страницами ранее автор сообщил сенсационную вещь: оказывается, страдания арестантам кое-чем компенсировались, в данном случае десятичасовым (!) сном.