Евгения Некрасова - Калечина-Малечина

— Не покличет ли кто Калечину погадать о вечере, — напела невыросшая и закрыла за собой кухонную дверь на полотенце. Потом передумала и приставила к ручке швабру.

Не родители, а само комнатное действо накопилось до предела и вот-вот собиралось переместиться на кухню к Кате. Она чувствовала это каждым своим нательным волоском и родинкой. Вот он, настоящий вечер, наступил. С той стороны окна на Катю глядела густая темнота, а с этой стороны окна на себя в отражение глядела сама Катя.

«Это удивительно, какой выросшей я вдруг стала», — это подумала она.

Невыросшая подвинула табурет, на котором совсем недавно сидела Кикимора, к подоконнику. Сняла с него горшки с цветами и кактусами, поставила их на пол. Мама замолкла окончательно. Папа двинулся на кухню. Катя встала на табурет ногами, на мокрые края своих джинсов, и открыла настежь окно. Морозный ветер сразу пихнул её в лицо и плечи. Катя села на подоконник и, полуразвернувшись, посмотрела в пропасть. Люди, машины, гаражи, детские лазанки, собаки, помойка, их с ребятами крепость — всё выглядело совсем лилипутским. Можно было протянуть руку или начать играть ими. Папа уже подошёл к кухонной двери и стал трясти её. Катя сидела почти как та выросшая на крыше, но свешивая ноги пока не в пропасть, а сюда, на кухню. За дверью удвоилось движение. Швабра держалась из последних сил. Катя вспомнила из рассказов Ольги Митиевны, откуда именно берутся Кикиморы: они — бывшие не пригодившиеся никому в мире живых невыросшие. Катя решила, что надо перестать думать, переживать и фантазировать, а начать действовать. Тут дверь выдохнула, швабра стукнула о смягчённый линолеумом бетон. Катя приподняла обе коленки, словно занималась физкультурой, и стала переносить их по полукругу. Дверь всхлипнула. На пороге вдруг появилась мама. От вида наоконной Кати она сразу состарилась.

— Ты что?! Не придумывай! — закричала мама, подбежала к ней, сняла с подоконника и на руках перенесла в середину кухни, как совсем невыросшую.

Потихоньку, со временем Катин колтун распутался.

Диме Сомову вроде бы хотели отрезать ногу, но потом передумали. В больнице он увлёкся астронавтикой. Когда он вышел в открытый мир, оказалось, что он не может больше играть в футбол и делать многие прежние вещи. Виновника сомовского калеченья так и не назначили, хотя его мама и орала в полиции, что Катю нужно посадить в клетку. Водитель не нарушал правил и не был пьяным, а наоборот, сумел так извернуться машиной, что нанёс наименьший вред невыросшему. Катя — да, толкнула одноклассника, но просто так, а не под колёса. Вероника Евгеньевна уже двадцать три минуты до происшествия находилась вне рабоче-учительского времени, а оказавшись тогда на месте происшествия, проявила себя правильно, по инструкции. А самому Сомову отчего-то было совершенно плевать, кто виноват. Астронавтика вытолкнула всё остальное из его вселенной. Подсомовцы сами по себе разошлись по лилипутскому городу. Кто-то из них продолжил третировать невыросших в одиночку, кто-то осел под командованием другого главаря. Сам Сомов не вспоминал ни подсомовцев, ни Лару, ни даже Катю.

Вероника Евгеньевна вскоре попала в больницу. Выползла она оттуда настоящей слепой старухой, и сразу на пенсию. К этому времени у её класса появилась другая руководительница, совсем недавно выросшая. Тот, кому удалось рассмотреть, убеждали остальных невыросших, что под рубашкой на плече у неё настоящая татуировка. Все ждали лета и футболок, чтобы точно убедиться в этом.

Бобрик очень переживал за Веронику Евгеньевну. Его уговаривали остаться в школе, но он увёз мать в гулливерский город и сам сюда никогда не возвращался. Магазинами его управлял кто-то местный. Через этого человека, кажется, стало известно, что Вероника Евгеньевна очень мучается без своих невыросших и переживает, что без неё они окончательно пропадут.

Лара дольше всех остальных невыросших, ввязанных в тот сложный день, переживала его последствия. Приступы её повторялись теперь ежедневно, отчего Алина Алексеевна бросила школу и сидела с дочерью дома, будто та была совсем невыросшей. Лару почему-то почти не навещали. Вика Иванова теперь пыталась дружить со второй по блестящести девочкой из класса. Та всё понимала и сопротивлялась дружбе, но Иванова так подлизывалась, что эта вторая, похоже, собиралась сдаваться. Постоянно Лару навещал только Антонов, приносивший ей шоколадки.

Когда Ларе стало лучше, родители отправили её в британскую школу, а потом вскоре сами уехали за ней. Катя с Ларой больше никогда не встречалась.

Дядя Юра ничего не мог рассказать про произошедшее. Теперь он только мычал коровой или иногда похихикивал, как при лёгкой щекотке. Неизвестным осталось и то, кто ударил его по голове фарфоровой супницей и заковал его в чудну́ю лесочную сеть. Катя призналась следователю, что она сама сделала это для самозащиты. Но выросший понимал, что она выдумывает, потому что по физическим данным десятилетняя невыросшая не могла поднять высоко такую тяжёлую супницу (даже стоя на лавке), а главное — смастерить этот кокон и натянуть его на огромного дядю Юру. И никто из дачных соседей не видел Катю в посёлке в тот день.

Деньги, которые Катя принесла родителям, те не признали. На купюрах в полиции отчего-то нашли множество отпечатков: Кати, её родителей, дяди Юры, Вероники Евгеньевны, Сомова, Лары, Вики Ивановой и ещё пары десятков неизвестных невыросших. Следователю не понравилась это дикое, полное непричёсанных загадок дело. Ему оставалось два года до пенсии. Он написал в отчёте, что Катя просто нашла деньги на улице. Их перевели государству. Бумагу о покупке дома признали ненастоящей из-за какой-то неправильной цифры, и бабушкину половину дома с садом вернули папе. Дяде Юре было всё равно, потому что он жил теперь в психиатрической больнице в семи станциях от Катиного лилипутского города.

Хвостатой выросшей вернули кошелёк. Кассирша просто выставила библиотечный пропуск на окошко, и муж хвостатой, покупая билет в гулливерский город, увидел фотографию жены на кассе. Хвостатая думала, что уронила кошелёк в автобусе или где-то после и его подобрал кто-то честный уезжающий из лилипутского города и оставил его билетнице. Недостающих почти пятидесяти рублей хвостатая не заметила. Она помнила двух невыросших, но её никто не допрашивал. Следователь не знал об этой нити Катиного дела и даже не расспросил две смены станционных кассиров, чтобы проверить, покупала ли какая-нибудь невыросшая в тот день билет.

После того как полицейские и психологи наговорились с Катей и вообще все выросшие закончили делать вид, что разбираются в этой истории, мама увезла Катю из лилипутского города в другой лилипутский на юг к своим родителям. На пару дней она съездила обратно и развелась в суде с папой, не попросив у него никаких частей от квартиры. Она сменила фамилию на предыдущую и дала такую же Кате. У маминых родителей они не стали жить долго. Мама перевезла Катю в Гулливерию. Там она нашла работу и поступила учиться в университет на ту специальность, которая ей всегда нравилась. Чтобы видеть Катю очень часто, мама сняла квартиру в соседнем с работой дворе на первом этаже пятиэтажного дома. Университет находился через три станции метро. Каждый вечер мама с Катей выкраивали отрывки времени, чтобы разговаривать и рассказывать друг другу, как прошёл их день. Каждый вечер Катя не могла дождаться их общего настоящего вечера. Часто мама брала Катю на лекции с собой. Папа скоро женился, и его новая жена родила ему сына.