Жужа Тури - Под одной крышей

— Меняем на продукты, — отвечала Мари.

Они поравнялись с Восточным вокзалом, с домом № 73, который несколько лет назад рухнул сам по себе. Обе сестры жили в ту пору в большом доходном доме. Какой переполох вызвала эта катастрофа! Все жильцы обсуждали происшествие в коридоре. Дети первые бросились со всех ног туда, за ними побежали и взрослые: в тот вечер в доме почти никого не осталось. Проспект Ракоци запрудила огромная толпа, перед ней выстроились полицейские, солдаты, пожарники, машины, велосипеды. Им пришлось свернуть в один из переулков, чтобы их не подмяли жадные до сенсаций зеваки. Отойдя на безопасное расстояние, они долго смотрели на рухнувший дом, сетовали на большой ущерб и сочувствовали тем, кто остался без крова. Один рухнувший дом вызвал такой переполох! И если, бывало, велосипедист собьет кого-нибудь, тотчас собиралась толпа, а теперь даже братские могилы на площади Барош не привлекают столько любопытных. Люди равнодушно идут мимо, в большинстве своем на площадь Телеки.

Где-то неподалеку от улицы Народного театра стало очевидным, что дальше с тележкой не пробиться. Плотная, гудевшая, как потревоженный улей, толпа окружала крестьянок, сидевших со своими кошелками у тротуара; здесь создалась страшная давка, люди вырывали друг у друга прикрытые платками окорока и куски сала. Визгливые женские голоса заглушались порой гортанными выкриками мужчин. Единых цен не существовало: пачка сигарет «Дарлинг» стоила восемьдесят пенгё, а через несколько шагов такую же пачку можно было купить за пятьдесят. Кто-то просил за зажигалку полкилограмма жира, в другом месте ее же предлагали за ломоть крестьянского хлеба. Продавали постельное белье, причем на каждом предмете были разные монограммы, мужской костюм, солдатскую шинель, золотые и серебряные вещи; один нахваливал, другой ругал, каждый в соответствии со своими интересами — продавца или покупателя.

Толпа разлилась в большое озеро, кое-где время от времени раздавались крики о помощи, бранились женщины. Луйза подтащила тележку к тротуару. Мари уселась возле печек, не представляя себе, как в этой сутолоке им удастся сбыть свой товар. Люди торопливо проходили мимо, не обращая на них никакого внимания. Рядом с ними остановилась женщина, она предлагала кусок бельевого шелка. Вскоре вокруг них образовалась толпа. Пожилая женщина в черном платке пощупала пальцами материю, но продавщица шелка закричала на нее:

— Не лапай грязными руками, все равно не купишь, этот шелк тебе не по карману!

Женщина в платке отошла, растерянно посмотрела по сторонам, остановила взгляд на Луйзе.

— Не надо, Луйза, — умоляюще зашептала Мари, — а то беды не оберешься…

К счастью, вмешательства Луйзы не потребовалось: у обиженной нашелся другой заступник. Какой-то молодой человек в засаленном кителе протолкался к продавщице шелка.

— Откуда вам известно, по карману ей или нет?

— Оттуда, что я отдам только за мешок муки.

— Вы не шумите. Еще не известно, как к вам попал этот шелк.

— Не ваше дело!

Но тут вмешались и другие.

— У самой грязные руки — продает краденый шелк, а на людей кричит!

Женщина взвизгнула:

— Я найду на вас управу! Как вы смеете подозревать меня в воровстве! — И глаза ее забегали по сторонам, ища путь к бегству.

— Мешок муки за краденый шелк, ишь чего захотела! — слышалось с разных сторон, и женщина, смекнув, что ей не вырваться из плотного кольца, струхнула:

— Ну тогда сами назовите цену, — сказала она. Толстый, с лоснящимся лицом лысый мужчина, работая локтями, протиснулся вперед:

— Сколько метров?

— Кусок, не знаю, право…

Стали торговаться, толстяк вытащил туго набитый кошелек.

Окинув взглядом толпу, Луйза сочла наконец момент подходящим и громко сказала:

— Продаются печки… — Она произнесла это четко и внушительно.

Кое-кто посмотрел на тележку, один мужчина потрогал белую ручку и, открыв дверцу, заглянул внутрь.

— Сколько просите?

— Меняем на продукты, — ответила Мари.

— Что же, я рожу вам продукты? — огрызнулся тот.

В толпе засмеялись.

Луйза стояла молча, лицо у нее было суровое. Мари почему-то стало жаль сестру. Она шагнула вперед и дрожащим, как-то странно прерывающимся голосом выкрикнула:

— Продаются печки! — И с замершим сердцем оглянулась на Луйзу, виновато улыбнувшись.

Луйза засмеялась:

— Ну уж ты-то наверняка продашь!

— А вдруг? Ведь мы еще как следует не предлагали. — Она пристально вглядывалась в каждого, кто, по ее мнению, проявлял хоть малейший интерес к их печкам, и резким голосом, теперь уже смелее, кричала:

— Продаются печки, дешево продам печку! — старалась она подражать выкрикам, оглашавшим площадь слева и справа, спереди и сзади.

Первую сделку удалось заключить неожиданно быстро, в течение нескольких секунд. Возле тележки остановилась женщина с девочкой, которую она держала за руку.

— Муки у меня нет, — сказала она, — но я дам четыреста пенгё за печку, а в двух шагах отсюда, — и она показала, где именно, — крестьянка отдает за четыреста пенгё десять килограммов муки в холщовом мешочке, коли поспешить…

— Давайте деньги, — сказала Мари и, даже не взглянув на Луйзу, убежала с деньгами и вернулась с мешочком муки.

Покупательница пожелала, чтобы они доставили печку к ней домой. Обещала дать двадцать пенгё, живет она на улице Роттенбиллер. Луйза согласилась, но просила подождать, пока они продадут и вторую печку. В конечном счете женщине не оставалось ничего иного, как ждать. Она присела на тележку, а девочка, уцепившись за юбку Мари и подпрыгивая на одной ножке, заверещала:

— Продается печка!

Луйза возложила торговлю на Мари, а сама присела на тележку и завела беседу с незнакомой женщиной. Та рассказала, что ее квартира на улице Роттенбиллер разрушена, большая часть вещей погибла, сейчас они с мужем и дочерью снимают комнату в подвале. Муж ее — старший мастер на текстильной фабрике.

— Они уже работают? — поинтересовалась Луйза.

— Пока расчищают завалы, убирают, организуются. На фабрике полнейшая анархия, муж чуть с ног не валится от усталости, вернувшись вечером с работы, к тому же приходится много ходить пешком, комната не топленая, так что жизнь тяжелая.

— Тяжелая, — соглашается Луйза, а женщина продолжает свой рассказ.

Фабрика, где работает ее муж, наполовину разрушена, большую часть станков немцы вывезли, и неизвестно, как теперь быть. Но к счастью, рядом с фабрикой находится небольшое предприятие братьев Шумахеров, всего 50—60 ткацких станков, там производят грубый зефир, так оно почти полностью уцелело. Говорят, на него набирают рабочих и в ближайшее время пустят в ход. Луйза слушала, задумчиво глядя на Мари и девочку, резвившуюся возле тележки.