Жужа Тури - Под одной крышей

— Допустим…

— Кроме того, жена говорила, что вы пользуетесь электрическим утюгом и электрическим чайником. Это нельзя не учитывать, надеюсь, вы не будете возражать, а?

Едва заметная улыбка по-прежнему играла на лице Винце. Он чуть было не начал насвистывать, но спохватился и продолжал смотреть на заспанное лицо баронессы, еще молодое, но уже слегка поблекшее, на ее голубые, круглые и пустые глаза. Малика отвела взгляд и молча вышла из комнаты. А Винце снова сел к окну и склонился над книгой.

Малика на этот раз не на шутку разозлилась. Пожалуй, Эгон прав, она слишком просто ведет себя с этими пролетариями. До тех пор, пока они вели себя скромно, никакой беды в этом не было, но, когда вернулся этот рабочий из России, они многое стали себе позволять. Где, черт возьми, достать ей денег, чтобы оплатить счет за газ? Эгон ни о чем не заботится, проведет в Пеште всего какие-нибудь сутки, и на рассвете уезжает в Чобад, вот и сегодня… и ей самой приходится разбираться с этой чернью! Безденежье начинает уже действовать ей на нервы. Не может же она жить в Пеште, не имея гроша за душой. А стоит ей начать разговор об этом с Эгоном, как он отвечает, что в Чобаде можно прожить и без денег. Даже в трамвае платит за нее Питю, хотя Питю и сам бедствует, ведь в министерстве иностранных дел расплачиваются бобами и горохом, что немало раздражает Питю. Он все чаще повторяет, что ему осточертела эта страна.

Конечно, можно найти выход из столь затруднительного положения: взять какую-нибудь пустячную драгоценность и продать. Нынче так поступают все люди ее круга. Но все, что у нее имелось, она отдала за соболью шубу, а остальное замуровано в стене чобадской часовни, за алтарем. Эгон и слышать не хочет, чтобы извлечь оттуда драгоценности, говорит, что прибегнет к этому только в случае самой крайней необходимости. Наступят времена, когда все будет зависеть от того, какими ценностями и сбережениями располагает человек. А Питю способен в любую минуту бросить ее. Мужчины все непостоянны, вроде Рене; этот тип с тех пор так и не показывается. Ну и черт с ним, с Рене, кого может интересовать дегенерат с женским голосом. Питю несравненно лучше его, к нему у нее совсем другие чувства, ничего подобного она не испытывала раньше.

Так она размышляла, лежа в постели. В комнате была приятная прохлада, а на улице опять стояла невыносимая жара… Даже о счете за газ она забыла, но когда пришел Питю, а за ним и Эжеб, вспомнила о нем и подробно рассказала о «нахальстве того рабочего».

— Ужасно обнаглели! — посочувствовал ей Питю. — Но не надо расстраиваться, это испортит тебе цвет лица. Не беспокойся, мы проучим их, так турнем отсюда, что только пятки засверкают.

Так Иштван Матеффи, советник венгерского министерства иностранных дел периода 1945 года, отпрыск старинного, но разорившегося дворянского рода, возглавил начатую еще ранее кампанию против супругов Палфи. До сих пор она носила характер спорадических стычек, насмешек и легких уколов, которые время от времени развлекали гостей. Этой кампании не хватало продуманности и целеустремленности.

Хотя баронесса и считала это излишним, поскольку чета Палфи все равно, мол, ходит через кухню, Винце сделал и повесил над кнопкой звонка табличку: «Вайтаи — один звонок, Палфи — три звонка». Едва он прикрепил ее, три резких звонка оторвали его от книги. Винце открыл дверь. За нею стоял Питю Матеффи, уже без повязки Красного Креста. Не здороваясь, отпрыск старинного дворянского рода направился в комнату баронессы.

— Читать умеете? — спросил у него Винце.

— Как же, — с готовностью ответил тот.

— А мне показалось, раз вы не научились здороваться, то и азбуку не постигли. — С этими словами Винце повернулся и ушел к себе в комнату.

До его слуха доносились громкие возгласы, крики, взвизгивания и смех в комнате баронессы. Не прошло и пяти минут, как в прихожей зашуршали крадущиеся шаги, тихонько скрипнула открываемая дверь, затем последовали длинные звонки, три раза подряд. Винце не шелохнулся, звонки повторились. Тогда он вышел в прихожую, прислонился к шкафу, сунул руки в карман и, покачиваясь и насвистывая, стал ждать. Снова раздался трезвон, еще и еще раз. Мимо Винце, виляя бедрами, продефилировала Малика и бросила на него испепеляющий взгляд. Отворив дверь, она прошествовала назад в свои апартаменты, уже вместе с Эжеб.

А позднее из кухни в лакейскую просочился едкий запах гари, захлопали двери, зазвенела посуда. Мари вышла на кухню подогреть Винце ужин. Находившаяся там троица не обратила на нее никакого внимания. Питю Матеффи сидел верхом на стоявшем посередине кухни стуле и рассказывал Малике и Эжеб пошлые анекдоты.

— Так вот, значит, возвращается однажды вечером Кон домой и застает Шварца в постели со своей женой…

— Мы уже слышали, но все равно расскажи! — прокричала Малика, давясь от смеха.

Но настоящее сражение разыгралось поздно вечером. Супруги Палфи уже спали, когда Малика вернулась домой. Дружки, очевидно, остались на лестничной площадке, так как каждую минуту раздавался звонок, затем сильно хлопали дверью и следовал наигранный радостный визг:

— Привет, а я уже думала, ты не придешь, проходи, пожалуйста. — И как только вновь прибывший скрывался в комнате, опять раздавался трезвон, стук, шум, топот ног, восторженные крики: — Сколько лет, сколько зим, вот это сюрприз!

Так продолжалось битых полчаса. Наконец им, видимо, надоела эта игра, и тогда начались беспрерывные хождения из комнаты в кухню и обратно, парочки гонялись друг за другом, визжали, хохотали, и все это под аккомпанемент граммофона, исполнявшего джазовую американскую музыку.

Винце встал с постели.

— Ты куда?

— Пойду скажу им.

— Чтобы подняли тебя на смех? — Мари удержала мужа за руку. — Если ты меня любишь, никуда не пойдешь. Завтра скажешь ей…

С открытыми глазами они молча лежали рядом. Когда опять — часа в два ночи — прозвенел резкий звонок, они оба вздрогнули. Вся компания с громким воинственным гиканьем вышла в прихожую, в дверях стояла Луйза с полицейским.

— Прошу прекратить шум, — сказал полицейский, — поступило много жалоб от жильцов, вы мешаете людям спать. — С этими словами он поднес руку к верхнему карману, намереваясь вынуть блокнот и составить акт.

Вперед вышел Питю Матеффи.

— Я Иштван Матеффи, советник министерства иностранных дел, — отрекомендовался он, — и ответственно заявляю от имени всего общества, что никаких нарушений никто не позволял себе, просто мы устроили небольшую пирушку у ее сиятельства баронессы Вайтаи.

Полицейский нерешительно опустил руку, забыв застегнуть верхний карман, оглянулся на неподвижно стоявшую Луйзу, затем изрек: