Жужа Тури - Под одной крышей

— Гм, но все же попрошу веселиться потише. — И он вышел из квартиры.

Луйза молча шла впереди, полицейский спускался по лестнице следом за ней, щелкнул замок, распахнулись тяжелые ворота.

— Здорово вы с ними разделались, — сказала она с издевкой. — Наверно, боитесь их?

— Я знаю службу, не вмешивайтесь не в свое дело.

— Ну что ж, вряд ли вы продержитесь долго в рядах демократической полиции, — рассерженно выпалила Луйза и захлопнула ворота.

А на втором этаже визит блюстителя порядка только подлил масла в огонь, веселье стало поистине безудержным. Особенно торжествовал Питю Матеффи: мол, он хорошенько проучил полицейского, что там ни говори, а громкое имя, представительная внешность и теперь производят впечатление. В прихожей хождения не прекратились, но после визита полицейского старались не топать, ходили на цыпочках, то и дело доносился скрип осторожно закрываемых дверей, а перед лакейской раздавались свистящие восклицания: «Тс! Тс!» Этим шиканьям, перешептываниям, приглушенному хихиканью, казалось, не будет конца. Когда же открывалась дверь, из комнаты вырывались громкие звуки музыки, топот ног, пение, отрывочные фразы, взрывы хохота, дикие, нечленораздельные выкрики.

В эту ночь Питю Матеффи превзошел самого себя богатством и оригинальностью выдумок. Он принес из кухни мешочек сухих бобов и принялся обстреливать ими дверь комнаты. Каждый по очереди запускал в мешок руку, и горошины градом обрушивались на дверь. Малика верещала:

— Не безобразничайте, вся комната усыпана бобами!

Но вскоре и она вошла в азарт. Теперь они уже ползали на четвереньках по полу, собирали зерна, закатившиеся под кровать и шкаф, и обстреливали ими дверь. Питю Матеффи командовал:

— Залпом, пли!

А в лакейской Винце Палфи говорил жене:

— Так ведут себя только обреченные люди.

К рассвету они угомонились, один за другим заходили в ванную, с шумом из крана лилась вода, и наконец в квартире все стихло. В шесть часов утра Винце, собравшись идти на Чепель, вышел в прихожую и столкнулся там с баронессой. С белым, как известка, лицом она стояла, держась за стенку и вытаращив на Винце стеклянные глаза.

— Надеюсь, сегодня вам удалось заснуть? — прогнусавила Малика. — Мы, поверьте, приняли все меры предосторожности, чтобы не тревожить вас.

— Спасибо за чуткость, мы очень хорошо выспались, — сдержанно ответил Винце и прошел мимо.

Вскоре квартира опустела. Баронесса, видимо, уехала в Чобад, так как в последующие три дня никто не звонил к ней и не приходил. На четвертый день рано утром, свежая и отдохнувшая, она возвратилась. Супруги Палфи как раз завтракали на кухне.

— Какой аппетитный запах, — сказала Малика и, улыбаясь, некоторое время выжидательно посматривала то на Винце, то на Мари. Что это, они уже и не здороваются? Неужто надеются, что она первая поздоровается?

Супруги Палфи спокойно продолжали есть суп. Малика присела на кухонный стул.

— Вкуснейшая вещь этот суп с укропом, чай и кофе страшно надоели, но от супа я боюсь располнеть. Вам в какое время удобно готовить? Желательно, чтобы мы не сталкивались на кухне, потому что я не люблю ссор, это не в моем характере, да и для вас в них мало приятного, не так ли?

— Жена вечером обычно готовит овощное рагу, иногда на два дня сразу, — сказал Винце. — Утром суп и три раза в неделю полный обед. Определенный час установить трудно, но она постарается избегать вас.

— Вот и прекрасно, — кивнула Малика. — Надеюсь, Маришка, вы не обиделись?

— На что обижаться?

— Мало ли на что. Вы смотрите так угрюмо, что меня даже жуть берет. Вечером придет Эгон, вот тогда и договоримся насчет платы за газ и электричество. Ужас, до чего тоскливо в этом Чобаде, я быстро собралась и сбежала оттуда. Ко мне никто не приходил? — Не получив ответа, она смутилась на мгновение и, чтобы скрыть это, наклонилась к Жиге, забившемуся под стул Мари. — Привет, Жига, какой же ты стал большой пес! — Она схватила его за шею и подняла вверх. Жига заскулил. — Ну, идем. — И понесла его к себе.

Мари вскочила, поднесла руку к губам и посмотрела на Винце. Муж сжал Мари плечо и силой заставил ее сесть.

— Не подавай виду, Мари. Если она заметит, что причиняет тебе боль, не видеть тебе больше собаки. Перестань, она скоро забудет о ней.

После обеда Мари, не находя себе места, слонялась по прихожей. Из комнаты доносились жалобные завывания плененной собаки. Она скреблась, делала отчаянные попытки вырваться на свободу. Малика, очевидно, легла, потому что не было слышно ее шагов и вообще никакого шума, этого непременного спутника баронессы. Мари поднялась к Пинтерам, нехотя взялась за работу. Пинтер-старший, изменив своей привычке, несколько раз заглядывал в мастерскую, наконец не выдержал и спросил:

— А где же… собака?

— Внизу, у баронессы.

То, что Жига — собственность баронессы, все уже давно забыли. Пинтер-старший не спеша спускался по лестнице, и ему казалось необычайно странным, что у него под ногами не вертится смешной пес с длинным туловищем. Когда на втором этаже хлопнула дверь, он остановился и стал набивать трубку. С ним поравнялась Малика.

— Целую руки, — поздоровался уполномоченный по дому, пытаясь согнуть неподатливую спину. — Как поживаете, баронесса?

— Живу, как видите, — ответила Малика. — А вы?

— Как всякий старый безработный, — пошутил Дёрдь Пинтер. — Прогуливаюсь под вечер… Ваша собачка, баронесса, обычно гуляет со мной.

— Мерзкий пес, Маришка приручила его, мне же некогда возиться с ним.

— А я с превеликим удовольствием, — отозвался Пинтер.

Они вернулись. Малика выпустила ошалевшего от радости Жигу. Пинтер поднялся за ошейником. Собака молниеносно обежала все закоулки квартиры, заметалась по полу, чуть не сбила с ног Мари, и ее то ликующий, то жалобный лай оглашал весь дом. Так Жига снова обрел свою настоящую хозяйку, а баронесса Вайтаи — новый козырь в своей неблаговидной игре. Когда Питю задерживался, она, чтобы убить время, забирала к себе Жигу и дрессировала. «Садись! Дай лапу! Ложись!» — командовала она, и, когда Жига, не понимая, что от него хотят, отбегал в сторону и рычал, оскалив зубы, баронесса больно хлопала, его своей холеной рукой с розовыми ногтями. Наконец приходил господин советник Матеффи, и она выбрасывала собаку вон, иногда по нескольку дней даже не вспоминая о ней. Но неожиданно, появившись на кухне или у Пинтеров, снова уносила с собой сопротивляющуюся собачонку. Сборища на кухне и ночные кутежи стали постоянным явлением. И только тогда в доме становилось сравнительно тихо, когда барон наведывался в Пешт. Присутствия же собаки в комнате он не выносил.

Общение жильцов коммунальной квартиры ограничивалось к этому времени одной-двумя фразами. Письменное соглашение об оплате электричества и газа Малика, не сказав ни слова, положила на стол в кухне. Согласно этому соглашению, супруги Палфи обязывались платить тридцать процентов общей суммы по обоим счетам, а за квартиру — шестьдесят пенгё в месяц. Винце молча принял условия барона.