Вероника Кунгурцева - Киномеханика

Уходя со двора пятиэтажки, Марат увидел над горой в знакомых конфигурациях ковшей медведичных созвездий Полярную звезду. Но эта звезда полей мало годилась для ориентирования в густо застроенной гористой местности. Поэтому для надежности он пошел через кинотеатр, минуя который с отвращением заглушил в себе голос пользы, советовавший ему эту ночь перекантоваться у Стерха. Марата передергивало от одной мысли о подвалах. Он, конечно, тут не на отдыхе, но и не для того, чтобы днем и ночью спускаться в трюмы приморского курорта. Да и проще такой вариант только казался. Конечно, малохольный художник не откажет в ночлеге, но до него еще достучаться надо. Непонятно было даже, с какой стороны подступиться к темной, притихшей громаде кинотеатра. Да и спал он сейчас без задних ног, если ему вдвоем с Раисой пришлось волочь такого медведя, как Адик, под руки до самого дома, а потом еще возвращаться.

С гор в сторону моря потянул зябкий предутренний ветерок. Чтобы согреться, Марат часть пути пропрыгал на одной — здоровой — ноге. На знакомом, обсаженном олеандрами извилистом асфальте он уже не мог заблудиться. Но в одном зигзаге Марата чуть не сбила встречная машина. Он издалека ее услышал — она тарахтела, как старый мопед без глушителя. Но из темноты крутого поворота вынырнула внезапно, и ее занесло на обочину, откуда Марат с трудом успел посторониться. Хотя его на миг ослепило, он успел разглядеть коробочку-«инвалидку», похожую на ту, что видел днем, прежде чем кургузая машинешка, тарахтя и опасно кренясь, исчезла за следующим поворотом. Если это была дяди-Колина машина, то теперь самое время ехать рыбачить на утреннюю зорьку. Запомнившееся Марату бамбуковое удилище — оно торчало из открытого окна машины, когда он видел ее днем, — не оставляло сомнений в том, для чего главным образом ветеран использует «инвалидку». Но нервная манера вождения — лихачить на такой консервной банке, да еще ночью, было безрассудством — озадачила и разозлила не одного Марата, потому что в той стороне, куда скрылась машина, послышалась автомобильная сирена. Видимо, ночной милицейский патруль заметил гонщика на жуке и начал преследование.

Вопреки ожиданиям оба этажа заветного подъезда, сквозь который Марат надеялся проникнуть на чердак и наконец растянуться во весь рост натруженным за день телом, полыхали иллюминацией включенного во всех окнах света. От сараев к дому и обратно метались людские силуэты. По мизерабельному росту и порывистым движениям он узнал бабу Шуру. Она несла перед собой делавший ее фигуру вдвое выше самовар, в колосниках которого рдели уголья, и водрузила его на стол в беседке, внутри которой уже кто-то сидел. В голосах, жестах, позах темных фигур не было ничего свойственного людям, которые засиделись у самовара позже обычного и вот-вот собираются разойтись по постелям. Напротив, в сосредоточенной мрачности ощущалась готовность к долгому бдению. Никто не зевал. Все бегали или застывали в ожидании. Словно дорогой гость срочной телеграммой известил о прибытии ночным поездом. И дядю Колю на «инвалидке» погнали его встречать, между тем как женщины взволнованно готовились к встрече дома. Сильнее всего Марата удивила Эля. Осторожно обходя двор по границам теней, он с трудом узнал ее со спины. Сидя по-зэковски на корточках, она осторожно выглядывала в сторону беседки из-за угла ближнего сарая, за которым от кого-то, без сомнения, таилась. Девочка куталась в накинутую на плечи поверх короткой детской ночнушки тонкую, модную, очевидно мамину, косынку. Такая одежда не могла ее защитить, и она мелко постукивала зубами — то ли от холода, то ли от нервной дрожи. Зная, что ребенок всё равно вскрикнет от неожиданности, поскольку Марат приблизился извне двора и незаметно, он ладонью крепко зажал ей рот и на ухо долго шепотом напоминал, кто он такой, пока она не перестала биться в его объятиях. Он отвел ее глубже в тень стены сарая, чтобы можно было шептаться чуть громче, и поинтересовался, от кого она прячется. В таких ситуациях Марат научился задавать узкие вопросы. Спроси он ее широко и, в общем, что тут творится, она могла заговорить чересчур пространно и сбивчиво, с пятого на десятое. Она и теперь-то ответила вопросом на вопрос:

— Ты когда-нибудь видел покойников? — Марат утвердительно кивнул. — А я нет. Я их боюсь! Мать с бабой Шурой думают, что я ни о чём не догадалась, и уложили меня в кровать. Ничего себе сон: одна в темной комнате, с секунды на секунду ждешь, что в подъезд внесут гроб, а ты в этом подвале как в мышеловке. Прятать голову под одеяло, как страус в песок, — так это глупо и еще страшнее. Тоня, правда, за ширмой, но спит тихо-тихо — тоже как мертвая. Баба Шура строго-настрого запретила ее будить после приступа. Да я и сама понимаю. Что я ей скажу? У нас в доме ожидается покойник, давай со мной не спать, вместе веселее… Нет, нельзя так пугать человека с пороком сердца, а ведь так и подмывает. Ушла на улицу от греха подальше. Вот теперь мерзну тут на голой земле, сторожу момент, когда его понесут из кинотеатра в дом, чтобы убежать.

— Из кинотеатра?! — шепотом воскликнул Марат и машинально так стиснул девчонке плечи, что она охнула, но тут же подавила стон: ей действительно вовсе не хотелось быть обнаруженной и возвращенной обратно в постель.

— Тише ты! — прошипела Эля то ли себе, то ли Марату, то ли обоим вместе. — Я же думала, ты сам сейчас из кинотеатра и знаешь, что Адик лежит там мертвый.

Марат выпустил ее из рук и привалился к дощатой стене сарая — досада на то, что нельзя немедленно подняться на чердак для восстановления сил перед завтрашней борьбой, охватила его с удвоенной силой.

— Ты не ошиблась, — насмешливо проговорил он, — я действительно был в кино, видел, как Адик стал покойником, а потом еще принимал участие в его оживлении. Он мертвецки пьян, вот и всё. Сейчас явится его мать и развеет все страхи.

— Да ты меня за недоумка держишь! — оскорбилась Эля, вскакивая и нависая над Маратом, как рассерженная горбатая старушонка. — Я это еще утром почувствовала, когда ты детский фокус с якобы оторванным пальцем показывал: сделала вид, будто приняла за чистую монету, чтобы тебя не конфузить, а зря! Тетя Рая, к твоему сведению, давно из кинотеатра пришла и развеяла, как ты говоришь, страхи. Только они снова быстро сгустились. И она уже опять уехала, теперь с дядей Колей на машине, потому что им позвонили домой и сказали, что их сын точно умер.

— Кто же это установил? — спросил Марат.

— Вот и во дворе сомневались, — ответила Эля, — потому что окончательное заключение может дать только врач. Баба Шура — она же медик в санатории — позвонила в кинотеатр. Так вот, трубку взял Сергей, художник, и сказал, что «скорая помощь», которую он вызвал, уже сворачивается. Хотя они сделали всё возможное, Адик умер, и надежды никакой не осталось.