Патрик Гейл - Заметки с выставки

— Нет! — сказала она более твердо.

— Кипер! — крикнул кто-то. — Эй! Кипер!

Появился мальчик не поддающегося определению голенастого возраста от двенадцати до пятнадцати лет.

— Извините, — сказал он, хрипловато от смущения. — Чужие ему не часто попадаются. Извините. Кипер!

Он пришел по дорожке, которую она не заметила — совсем в стороне под деревьями. Мальчик в чересчур больших кроссовки на слишком вытянувшихся ногах стремительно бросился с дорожки по направлению к ней. Он наклонился, пытаясь надеть на собаку ошейник с поводком, а пес теперь решил поиграть и мячиком подпрыгивал, припадая на мясистые лапы вокруг Морвенны, которая застыла как дерево в середине круга.

— Кому-то совсем не хочется уходить, — сказала она, уже расслабившись.

— Кому Вы рассказываете, — пробормотал он. — Зверюга поганая. Мы ведь собирались гулять совсем в другую сторону… правда-правда.

На копне красновато-коричневых волос красовалась бейсболка, мешковатые шорты низко сидели на бедрах, но его попытка выглядеть крутым была неумолимо подпорчена тощими руками. Когда ему, наконец, удалось поймать собаку, Морвенна мельком увидела под козырьком бейсболки его лицо.

То, что она увидела, поразило ее с такой силой, что, не подумав, она выговорила.

— Петрок?

Он целую секунду внимательно смотрел на нее, достаточно долго, чтобы она это заметила, а затем собака понеслась в том направлении, откуда они пришли, волоча его за собой.

— Подожди, — сказала она. — Пожалуйста. Я просто…

Бегунья из нее была никудышная, она давно уже не бегала, так что догнать их никак не могла. И мальчик не мог остановиться, хотя пару раз оглянулся. Возможно, так у них было заведено — каждое утро уходить далеко с собакой, а взамен собаке разрешалось потом мчаться домой со всех ног? Возможно, пес знал, что там его ждет полная миска? Какой бы ни была причина, пес практически протащил его на буксире вдоль дорожки, через прореху меж деревьями, и затем она услышала, как хлопнула дверь. Она подошла поближе туда, где исчезли мальчик и собака, и обнаружила небольшой сохранившийся кусочек Босвигана ее юности. Там расположились на удивление невзрачный одноэтажный дом, чья наружная, когда-то белая штукатурка послужила, по всей видимости, кому-то для стрельбы по мишеням, пара фургонов, установленных на шлакобетонные блоки, и кучка автомобилей, ни один из которых не выглядел исправным, а в одном из них не хватало ветрового стекла. Неподалеку кто-то рубил дрова. Она могла слышать ритмичные удары лезвия о бревно. Где-то в доме слышался лай собаки, обезумевшей от волнения, и как кричит мальчик ломающимся голосом.

Конечно, произошедшее было бредовым наваждением того рода, к которому она так и не привыкла достаточно для того, чтобы не обращать на них внимания, если они случались. Она была голодна; уровень сахара в крови был дико низким. Мальчик был просто еще одним мальчиком, и только пронзительные воспоминания, всколыхнувшиеся в памяти благодаря возвращению в это место, заставили увидеть в его лице то, чего там не было. Она подошла гораздо ближе к дому, чем намеревалась. Она повернула было обратно, но вздрогнула от неожиданности, обнаружив, что прямо за ее спиной оказался мужчина. Многодневная щетина покрывала его лицо, и был он таким поразительно лысым, что она его не узнала, пока он не заговорил.

— Какого черта ты тут шляешься? — требовательно спросил он, и она ничего не ответила, так как изо всех сил пыталась соотнести недоброжелательного человека, стоявшего перед ней, с самоуверенным мальчиком, которого она помнила. Она вгляделась в его правую руку, державшую топор, и узнала маленькую синюю птичку, вытатуированную над большим пальцем. Она вспомнила, как целовала ее. Теперь у него было много других татуировок. Менее пригодных для целования.

— Я хотела… — начала было она. — Спенсер?

— Ты нам здесь больше не нужна. Достаточно уже нагадила, ясно?

— Это твой мальчик, которого я видела?

— Держись от него подальше и все. Пошла вон. — Он шагнул к ней. — Проваливай.

Испуганная, она, спотыкаясь, обошла его и промасленный блеск лезвия, поспешив прочь вдоль подъездной дороги, не смея оглянуться на случай, если он идет за ней, приняв ее страх за провокацию.

Вскоре подъездная дорога вывела ее на шоссе, и она почувствовала себя в большей безопасности, вдали от угрюмых деревьев. Но тут совсем рядом с ней послышался шум автомобиля и прерывистый звук автомобильного клаксона. Она не осмеливалась оглянуться, опасаясь, что это может быть он, и смиренно повернулась лицом к живой изгороди, надеясь, что он проедет мимо. Но машина остановилась рядом с ней, двигатель все еще работал, и женский голос назвал ее по имени. Она повернулась. Водителем была женщина, потрепанная, лет за тридцать, страшно худая, с длинными, темными крашеными волосами и серебряным колечком в носу, в пару такому же золотому у Спенсера.

— С тобой все в порядке? Я Беттани, помнишь? Подружка Петрока.

— Ну да, — выговорила Морвенна. — Да. Да, конечно, ты самая.

Она посмотрела на татуировки хной у женщины на запястьях.

— Я могу тебя подвезти в город, если хочешь.

— Правда? Спасибо.

Ошеломленная Морвенна забралась на пассажирское место. Это был один из менее безнадежных автомобилей, стоявших у дома. По всему ветровому стеклу разбежались грязные следы кошачьих лап, но то ли они не беспокоили Беттани, то ли дворники не работали.

— Давненько тебя не видела, — сказала она.

— Это точно, — призналась Морвенна. — Я… Я уезжала.

— Извини, что там так получилось. Иногда Спенс становится просто параноиком. Он, может, даже не знает, кто ты такая, даже так?

— Ну, нет, думаю, что знает. Но мне очень жаль. Я не собиралась совать нос в чужие дела. Я просто гуляла и оказалась там, и потом я встретила… Это твой сын?

— Роки. Ну, да.

На ее худых руках, лежавших на руле, выступали все жилы. На такой коже синяки проступали при малейшем прикосновении. На левой руке нее было так много серебряных колец, что Морвенне стало неловко их разглядывать. Самое большое кольцо было в виде черепа с двумя маленькими лунными камнями в глазницах. Смерть ухмыльнулась ей, и Морвенна, вместо того, чтобы глядеть на кольца, начала смотреть на свои руки и на вид из окна. Они проехали через Санкрид и были на главной дороге к Пензансу.

— Так ты давно со Спенсером? — спросила, все еще глядя в окно.

— Сразу как он вышел? — ответила Беттани. Каждое предложение у нее звучало вопросом.

Морвенна вспомнила, как это действовало ей на нервы, и как рассвирепел Петрок, когда Энтони предположил, что речь с восходящей интонацией была симптом морального релятивизма у молодежи.