Кара Делевинь - Зеркало, зеркало

Я жестом подзываю Лекраджа.

– Следующую песню не играем, понял? У нас запланирован сюрприз. Предупреди Роуз. – Лекрадж идет к Роуз и шепотом передает ей мои слова. Игнорируя ее вопросительный взгляд, я встаю со своего места за ударной установкой и подхожу к мистеру Смиту. Заметив, что я неотрывно на него смотрю, он запинается, но уже через секунду продолжает. Меня просто воротит от его лживых речей. Лео снимает гитару, встает по другую руку от Смита и тоже принимается сверлить его взглядом. Тот останавливается и говорит, полусмеясь:

– Эти двое, кажется, хотят мне что-то сказать.

– Вы угадали, – говорит Лео. – Сегодня мы хотели бы не только поддержать Наоми, но и попытаться понять, что же с ней случилось, чтоб уберечь от подобной участи других подростков вроде нее. Вроде нас самих. Мы знаем, что вы, сэр, проявляли к ней особый интерес, и поэтому решили сделать еще один ролик – специально для вас.

Я перевожу взгляд на Аширу, и она запускает видео со своего телефона.

Наоми. Смеется, резвится в лучах солнечного света. Земля усыпана снегом. Улыбается, смотрит в камеру, посылает воздушные поцелуи. Волосы распущены, глаза горят. Начинается какая-то возня, все мелькает. Земля – кусок неба – размытое лицо. Теперь снимает Най. Она поворачивается лицом к предыдущему оператору, и зал дружно ахает. Это мистер Смит.

– Скажи, что любишь меня, ну скажи! – смеется Наоми. – Ну давай, скажи! Я хочу еще раз это услышать.

– Я люблю тебя, – говорит мистер Смит, глядя прямо в камеру. – Отдай сюда!

Следующая сцена: незнакомая комната, яркий искусственный свет, Наоми сидит на кровати, сгорбившись, обхватив себя руками, пытаясь прикрыться. Она плачет. На этот раз первым говорит он.

– Скажи, что любишь меня, – произносит он лишенным эмоций голосом. – Ну давай, скажи, что любишь меня.

Из зала доносятся сдавленные вопли, крики. Мистер Смит поворачивается к большому экрану, в ступоре наблюдая, как публично потрошат его жизнь. Фотографии, десятки фотографий одна за другой заполняют экран. Лица и тела девушек скрыты с помощью «мозаики». Далее следуют скриншоты форумов и тайных интернет-сообществ, увеличенные изображения его комментариев:

«Посмотрите на эту, она уже созрела, пора срывать».

Открывается список контактов его электронки, а затем библиотека изображений, хранящихся у него на компе. В его объятиях то одни девушки, то другие. Испуганные, потерянные, знакомые. Но Роуз среди них нет: мы сошлись на том, что о Роуз никому знать не нужно.

Зал притих. Теперь все молча смотрят на сменяющие друг друга изображения. Одни закрывают рот руками, другие плачут, третьи беспомощно встают с места.

И тут мой взгляд падает на Роуз. Я вижу, как до нее доходит смысл происходящего; как она понимает, что представляет собой Смит и к чему вели все его обещания; как она осознает, что вместо того, чтобы обрести себя, чуть не лишилась всего на свете. Оторвав взгляд от экрана, она смотрит на Смита, и лицо ее искажает невыносимая боль. Затем она встряхивает головой, разворачивается и убегает. Я пускаюсь за ней следом, но дорогу мне преграждает Смит.

– Кто это делает? – спрашивает он, очнувшись от шока. Роуз принимается дергать за провода, затем – как раз когда на видео появляется переписка Смита и Наоми в «Вотсапе» – бросается к экрану и срывает его со стены.

– Что происходит? Зачем вы это делаете? – вопит он.

Теперь видео проецируется на заднике, и с балкона на него направляют софит. Эмили – сто пудов ее рук дело!

– Не знаю, кто сделал этот фильм, но в нем нет ни капли правды! Ни капли правды! – Весь багровый, голос срывается, он выглядит просто жалко. Но его жертвам приходилось в тысячу раз хуже.

Когда видео заканчивается, двери в конце зала распахиваются, и заходит она. Констебль Уиггинс. Та самая офицер полиции, которую мы видели в парке. Я киваю Ашире, она встает с места, подходит к представительнице закона и протягивает ей сверток. В дверях Эш оборачивается и улыбается мне.

А потом берет и уходит.

Видео длится еще пару секунд, после чего в зале воцаряется гробовая тишина.

– Мэтью Смит? – Констебль Уиггинс и двое других полицейских движутся по центральному проходу к сцене. – Мы хотели бы задать вам кое-какие вопросы в полицейском участке.

Мы со Смитом встречаемся взглядом, и на его лице отражаются именно те эмоции, которые я и хотела увидеть: страх, паника, растерянность. Понял, должно быть, что жизнь его разрушена. В следующий момент он резко разворачивается и бросается за кулисы.

Не успев принять никаких сознательных решений, мы с Лео срываемся с места и вприпрыжку сбегаем по старым деревянным ступенькам, ведущим в лабиринт школьных коридоров. Заметив, как Смит сворачивает в один из них, мы устремляемся за ним. К счастью, он уступает нам в скорости и выносливости, и к тому времени, как этот подонок добирается до пожарного выхода, нам почти удается его нагнать. Выскочив на улицу, Смит спотыкается, валится на землю, переворачивается и закрывает лицо руками, но нависший над ним Лео не собирается пускать в ход кулаки.

– Думаю, в тюрьме ты будешь популярен, – говорит Лео. – У меня там есть связи, и, уж будь уверен, я позабочусь, чтоб все знали, за что ты сидишь.

Тут из-за угла выбегают полицейские и мигом хватают этого урода.

– Вы ошиблись, – всхлипывает он, когда его поднимают на ноги и сажают в машину. – Произошла какая-то ошибка, я тут ни при чем! Я не знаю, как так вышло… Меня подставили, кто-то хочет мне отомстить! Эти дети явно ненавидят меня. Мне надо позвонить домой! Что происходит?

Ко мне подходит констебль Уиггинс.

– Как вы тут оказались? – спрашиваю я с какой-то безучастностью.

– Я и так собиралась пойти на концерт, потому что мой ребенок вас обожает, а потом нам поступил анонимный донос вкупе с крайне компрометирующей информацией. Теперь его компьютер и другие гаджеты будут изъяты и отправлены на экспертизу.

– Кто вас на него навел? – интересуюсь я.

На губах Уиггинс играет еле заметная улыбка.

– Понятия не имею, а если бы имела, то передала бы ей, что этот сукин сын заплатит за свои преступления. Уж я об этом позабочусь.

– Как думаешь, где она? – спрашивает Лео, когда мы провожаем глазами полицейскую машину.

– Не знаю. Она так огорчилась. Может быть…

– Пошли!

Мы бежим, сначала неторопливо, потом все быстрее, и вот уже мы летим к нашей подруге, желая во что бы то ни стало уберечь ее от неприятностей.

Лишь увидев ее на крыше детской горки, мы переходим на шаг.

Чему тут удивляться? Конечно же, она отправилась в парк, ведь мы постоянно тусуемся здесь и безопаснее места для нас не существует – даже темными вечерами, даже сегодня.

Переглянувшись, мы с Лео подходим к горке. Он забирается по лесенке наверх, а я сажусь на скат.