Юлия Нифонтова - Шиза. История одной клички [Повесть]

У Янки перехватило дыхание. Перед глазами зарябили белые и чёрные точки. Хватая ртом воздух, она стала медленно сползать по стене на тротуар. Носители мёртвых лиц заметили её беспомощность и стали толпиться вокруг. Высокий атлет с длинными волосами, убранными в хвост, низко склонился над ней и попытался похлопать по щекам. Янка почувствовала сладковатый гнилостный запах разложения от своего мёртвого одутловатого двойника. Она не дала прикоснуться к себе и с необычайной для предобморочного состояния ловкостью поймала его руку в модных часах со светящимися цифрами и с отвращением откинула в сторону: «ОТВАЛИ!». Монстры, возмущённо переглядываясь, угрожающе зарычали. Понимая, что если она сейчас позволит себе роскошь расслабиться, то её уже никто не спасёт, Янка нашла в себе силы подняться и двинулась прочь на непослушных чужих ногах, показывая жестами, что с ней всё в порядке и она не нуждается в помощи. Мёртвоголовые клоны пытались удержать её, вяло хлопая по плечам и хватая за рукава. Неожиданно Янка заметила, что вдалеке замаячила знакомая свеча многоэтажки. Отмахиваясь от навязчивого внимания, она стремглав ринулась к высотке: «Вот мой единственный выход. Надеюсь, что сегодня ничего не помешает. ВСЁ!»

Поднимаясь по ступеням, Янка заметила в себе некую странность — её правая нога оказалась отлитой из толстого стекла и через неё был отчётливо виден грязный асфальт с окурками. Вторая нога, так же пытаясь догнать первую, быстро меняла плоть на прозрачное стекло. Это нисколько не удивило Янку, а только усилило отчаянную решимость.

Она очутилась внутри проходного подъезда, куда они заходили с Аграновичем, хмельные и счастливые когда-то давно, во сне — в другой невозвратной жизни. Консьержки нет на месте — кабинка пуста, мелькает включенный телевизор, кипит электрочайник. «Интересно, тут всё ещё работает милая тётя Роза? Или тоже исчезла, как все добрые приметы светлого прошлого, где ещё была надежда…

Лифт. Пятый этаж… седьмой… десятый… Если люк на чердаке закрыт, то прыгну с общего балкона» — выход на чердак оказался не заперт: «Опять удача! Смотри-ка, а жизнь-то, похоже, налаживается!» — горько усмехнулась про себя Янка.

Подбежав к краю крыши, к тому самому, с которого они летели с Аграновичем, целуясь в волшебном сне, не мешкая, сразу прыгнула. В глазах всё стояло собственное мёртвое лицо, искривлённое в злорадной усмешке с нелепо повисшим белым червячком зубной пасты на ввалившихся чёрных губах.

— Вы так хорошо объясняете слова, сэр, — сказала Алиса. — Объясните мне, пожалуйста, что значит стихотворение под названием «Бармаглот»?

— Прочитай-ка его, — ответил Шалтай. — Я могу объяснить все стихи, какие только были придуманы, и кое-что из тех, которых ещё не было!

На свете нет ни одного атеиста, и это можно запросто проверить. На грани между жизнью и смертью любой закоренелый богохульник взмолится: «Господи, спаси и помилуй!»

«Что это за мягкое покалывание под ладонью? Трава? Ровно подстриженный газон? Нет — это длинные ворсинки ковра».

Высокие своды потолка теряются в темноте. Стены, будто выложенные великанами из огромных каменных глыб. На широком подиуме гора пёстрых ковров. Серебряные блюда с фруктами и ягодой. Потрескивают дрова в камине. Тяжёлый, напоённый пьяными ароматами воздух колышется и обволакивает. В замке всё осталось, как и прежде, но стало как-то более реально, осязаемо. В отличие от тех навязчивых снов «про замок» — уютно.

«Я снова в гостях у знакомого людоеда — так мне и надо…» Кто-то заботливо, словно в детстве, укутывает Янку пушистым пледом, именно как она любит — чтобы обязательно было закрыто ухо. Так всегда делал только один человек на свете:

— БАБУШКА!!!

— Донюшка! Очнулась, моя ягодка! Долгонько уж с тобой отваживаюсь, а тебе и можно-то всего полчасика тут побыть…

Янка кинулась в объятия сухонькой белоснежноседой старушки. «Но ведь бабушки уже давно нет на этом свете, а раз мы встретились, то, значит, и я тоже в мире ином».

— Я умерла?

— Да что ты! Тяпун тебе на язык! Жива ты, жива. Не поверю, что ни разу тут не бывала. Узнаёшь? Это наш замок — фамильный. Ты на Грани. Скоро папа твой сюда совсем переселится.

— После сорока дней? — с ужасом догадалась Янка.

— Ну, вообще-то — да! Уж я говорила ему. И зачем ты, сыночек, под колёса бросился? Ни к чему это. Ничего не изменишь таким-то способом. Всё равно, как оно должно по судьбе идтить — так и будет! На-ка, донюшка, выпей настой. Это редкий сбор — такого на земле днём с огнём не сыщешь. Пей, он тебя быстро в чувство приведёт.

— Бабуль, а мы что, не на земле разве?

— Ну, как сказать-то тебе ещё, говорю же — на Грани. Думаю, где-то рядышком с Луной. Место тихое, хорошее.

— Спокойно у тебя. Как же я давно не отдыхала. Ты знаешь, мне постоянно страшно. А чего боюсь — не знаю… Устала сильно…

— Да, шибко он тебя поизнахратил. Долго, видать, опаивал, прахом могильным осыпал… Что ж ты, донюшка, все подарки-то мои раздала? Серьги, перстенёк — кому попало…

Помогать тебе трудно теперь стало. Ладно, слушай главное. Как вернёшься, найди то пальто, в каком ты к бабке Антипкиной ходила. Заверни подклад. В подол игла воткнута. Ты её сразу найдёшь — игла чёрная, загнутая, без ушка, на огне обожжена. Вынь. Да смотри не выкидывай — вернётся. Сломай непременно. Приворожил он тебя. Ирод! Ну, ничего, ничего — всё пройдёт. Это дело поправимое… Одна у людей защита — молитва. Знаешь хоть одну?

То, что видела и слышала сейчас Янка, было в высшей степени невероятно, но то, что произошло в следующий момент — не поддавалось никакому объяснению. Как бы предчувствуя появление чего-то необыкновенного, свечи задрожали, а огонь в камине встал на дыбы. В тёмном арочном проёме проявилась высокая стройная фигура. В каменную комнату вошёл Агранович, попивая чай из большой синей кружки. Янка дрожала, в голове вертелась слышанная где-то фраза: «Полный живот порхающих бабочек!» Одет Агранович был в старые драные джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, какие носят обычно дома хорошие мальчики. Его повседневный домашний вид, никак не вязавшийся с величием средневекового интерьера, умилил Янку до слёз. «Как только я могла сравнивать мерзкую Антипкину образину… с НИМ!!! И ни капли они не похожи! Глаза у него — янтарные и тепло от них. Будто летишь…»

Бабушка поспешила ретироваться, скрываясь за суетливой деловитостью.

— Только времени, касатики, уже совсем не осталось. Прощайтесь…

Увидев, что Янка очнулась, Агранович отставил кружку и кинулся к ней.