Олег Ждан-Пушкин - Последний друг

Он начал читать роман в тот же день и через несколько страниц почувствовал на лбу испарину: надежды на хороший текст таяли. А скоро и вовсе задумался: что делать? Как объяснить причину поражения старому другу? Прочитал роман внимательно и решил вместо устного разговора написать рецензию — правдивую и откровенную. «Извини, Алеша, — сказал, пряча глаза. — В разговоре я не смогу все высказать. Читай, потом поговорим». Сокольников взял листок, не присаживаясь, прочитал рецензию и молча вышел.

Явился он на следующий день. С порога было понятно, что пьян.

— Ты сволочь, — сказал он. — Ты подлец! — Упал на стул и заплакал. — Что ты написал?! Какое имеешь право?! Кто ты такой?! Я работал над романом три года! Понимаешь? Три года! Я мечтал о нем тридцать лет!

Редактор молчал.

Мужские слезы — тяжкое зрелище, и все в редакции глухо молчали.

— Ты отнял у меня три года жизни! Да что там — три года! Ты отнял у меня более важное — надежду!

Похоже, не так уж он был пьян.

Невозможно было отвести глаз от его мокрого лица. Но, похоже, сам он не замечал, что плачет.

— Ты отнял у меня дружбу! Как ты этого не понимаешь? Ты был моим последним другом! Я больше никогда не приду к тебе! Я тебя никогда больше не увижу! Не поздороваюсь с тобой, не пожму тебе руку!.. Ты это понимаешь? Ты старый, у тебя больше никогда не будет друзей! Ты будешь жить один! Понимаешь?..

— Но что я могу сделать, Алеша?

— Не знаю… Я не знаю!

Ушел.

В редакционной комнате работали еще два человека — в отделе поэзии и критики. Оба они строго глядели на него.

— Плохой роман! — закричал Редактор. — Плохой!

Беда в том, что слезы Сокольникова были вызваны его паршивыми словами, его бессовестным решением.

Писатели работают по-разному. Одни уходят в молчаливое одиночество, другие жаждут немедленного успеха и с первых страниц начинают искать слушателей. Сокольников — молчал. А поскольку друзей у него не было, приходил в редакцию и время от времени давал понять, что пишет некий особенный исторический роман. И он, Редактор, одобрительно кивал.

Несколько дней спустя он позвонил Сокольникову. «Давай поговорим, Алеша», — предложил как мог спокойно и ровно. «Нет», — отозвался тот и положил трубку.

Вот теперь Редактор понял и почувствовал, что — виноват перед ним. Роман у Сокольникова безнадежно плохой, но виноват в слезах Сокольникова — он.

Почувствовал, что сегодня не уснет и отправился к компьютеру посмотреть почту и новости. Да и светало.

Редактор сидел за компьютером, читал повесть молодого автора и не мог решить, что с ней делать: отклонить или принять, и переписывать многие страницы. Переписать — сослужить дурную службу автору, отклонить — погубить неплохую идею. В любом другом случае отклонил бы, если бы не, как говорится, личный контакт: молодой человек приходил в редакцию с трехлетней дочкой — кудрявым голубоглазым ангелом, — и Редактор по старости своей не мог ее забыть. Удивительной красоты была девочка. Кроме того, вдруг попросилась к нему на колени. И вспомнив это, решил: надо публиковать. Сразу же позвонил автору: «Приходи, — сказал, — есть разговор. — И засмеялся: — С дочкой!»

В эту минуту и влетел Королевич в кабинет. Шмякнул на стол какой-то журнал, листки, распечатанные на принтере. «Читай!» — сказал, глядя в глаза. «Что это?» — «Мой тебе ответ!» — произнес, ликуя, и исчез, оставив после себя энергию зла.

Да, чтение было поучительное. Соглашаться приходилось со многим. Да, неглупо. Он, Редактор, был виноват перед журналом, перед читателями: ввязался в доработку той повести, а потом поздно было отступать. Помнится, внутренне оправдывал себя: есть необычные страницы о жизни волков, есть и попытки бытовой философии. Радовался, что критика не обратила внимания на эту публикацию. Казалось, проскочило, пронесло. Но и правда: нет ничего тайного, что не стало бы явным.

Одно было непонятно: почему Королевич только теперь показал рецензию? Чего ждал?

Что касается его собственных рассказов, жирно исчерканных Королевичем фломастерами в журнале… Нет! Никогда! Ни одного слова!

Однако что-то знакомое почудилось в этих словах. Кто-то их недавно произносил…

Нахмурился.

Выйдя из редакции, Королевич отправился в сторону парка. День стоял солнечный, в парке было полно детей, катались на качелях, каруселях и кричали, будто наступил всемирный праздник. Настроение и состояние у него постепенно менялось. Дело сделано, противник разбит. Все хорошо, он отстоял свои позиции. Все правильно. Конечно, в чем-то Редактор может быть прав, но… Нет, сомнений нет и не должно быть. Впереди — юбилей.

Мир, как известно, тесен. Один из них оказался в одном конце длинного коридора, другой в противоположном. Не встречались они больше месяца. Что делать? Улыбнуться и протянуть руки или как бы не заметить друг друга? Избежать встречи можно было только кинувшись сломя голову в туалеты, одному в мужской, другому в женский. Или развернуться на сто восемьдесят. Или одному — взлететь, другому — провалиться.

Но поздно.