Андре Асиман - Назови меня своим именем

Оливер уезжал в Штаты на второй неделе августа. В первых числах месяца он сказал, что хочет провести три дня в Риме и за это время поработать с итальянским издателем над окончательным вариантом своей рукописи. Потом он сразу полетит домой. Не хотел бы я присоединиться к нему?

Я согласился. Может, сначала спросить родителей? Ни к чему, они не станут возражать. Да, но что если они...? Нет. Услышав, что Оливер уезжает раньше, чем планировалось, и проведет несколько дней в Риме, мать спросила, нельзя ли мне сопровождать его, с позволения иль каубоя , конечно. Отец ничего не имел против этого.

Мать помогла мне собраться в дорогу. Пригодится ли мне пиджак на случай, если издатель пожелает пригласить нас на ужин? Не будет никакого ужина. Да и с чего ему приглашать меня? Все же пиджак взять стоит, решила она. Я хотел ехать с рюкзаком, как путешествовали все мои сверстники. Как пожелаешь. В итоге она помогла мне вытащить и заново уложить вещи в рюкзак, когда стало очевидно, что в него не влезает все, что я хотел взять с собой. Ты едешь только на два-три дня. Ни Оливер, ни я старались не обговаривать оставшийся нам срок. Мать представить не могла, как ее «два-три дня» резанули меня тем утром. Решили ли мы в каком отеле остановимся? Какой-то пансион, кажется. Никогда не слышала о таком, но откуда ей знать, сказала она. Отец и слушать не пожелал. Он сам забронировал нам номера. Это подарок, сказал он.

Оливер упаковал свои вещи самостоятельно, а в тот день, когда мы должны были сесть на direttissimo [24] Скорый поезд. (ит.) до Рима, вытащил чемодан и ухитрился поставить его точно на то место в спальне, куда я плюхнул его в день его приезда. В тот день я хотел прокрутить время вперед и получить назад свою комнату. Теперь я спрашивал себя, что готов отдать, чтобы только вернуться в тот июньский полдень, когда я устроил ему традиционную экскурсию по нашим владениям, и, слово за слово, мы дошли до выжженного пустыря около заброшенных железнодорожных путей, где я получил первое из бесчисленных После! Другой на моем месте предпочел бы поспать после обеда, а не бродить по нашим владениям минувших дней. Очевидно, уже тогда я знал, что делаю.

Эта симметрия, а может, пустая, бросающаяся в глаза аккуратность его комнаты, сдавила мне горло. Она напоминала не столько о номере в отеле, когда ты ждешь, чтобы портье помог снести вниз вещи после восхитительного проживания, слишком быстро окончившегося, сколько о больничной палате после того, как все твои вещи упакованы, а следующий пациент, которого еще не пригласили, дожидается в приемном покое, как ждал ты сам неделю назад.

Это была репетиция нашего окончательного расставания. Словно смотришь на кого-то, подключенного к аппарату искусственного дыхания, прежде чем его наконец отключат через несколько дней.

Я был рад, что вернусь в эту комнату. В моей/его комнате будет легче вспоминать о наших ночах.

Или же лучше остаться в теперешней комнате. Тогда, по крайней мере, я смогу притвориться, что он все еще у себя, а если нет, значит вышел куда-то, как часто бывало в те ночи, когда я следил за минутами, часами, звуками.

Открыв его шкаф, я заметил на нескольких плечиках купальные плавки, трусы, брюки из тонкой ткани и чистую рубашку. Я узнал рубашку. Парус. И узнал плавки. Красные. Он собирался поплавать в них в последний раз этим утром.

– Я должен признаться тебе насчет этих купальных плавок, – сказал я, закрыв дверцу шкафа.

– Признаться в чем?

– Расскажу в поезде.

Но я рассказал тут же.

– Просто пообещай, что оставишь их мне, когда уедешь.

– И все?

– Ну, носи их сегодня подольше, и не плавай в них.

– Ненормальный и испорченный.

– Ненормальный, испорченный и очень-очень грустный.

– Никогда тебя таким не видел.

– Еще я хочу рубашку-парус. И эспадрильи. И солнцезащитные очки. И тебя.

В поезде я рассказал ему о том дне, когда мы думали, что он утонул, и как я намеревался просить отца собрать как можно больше рыбаков, которые отправились бы на его поиски, а найдя его, разожгли погребальный костер на берегу, в то время как я собирался взять кухонный нож Мафальды и вырезать его сердце, потому что это сердце и его рубашка – все, что у меня было в жизни. Сердце и рубашка. Его сердце, завернутое в мокрую рубашку, совсем как улов Анкизе.

Мы прибыли на вокзал Термини около семи часов вечера среды. Воздух был насыщен влагой после пронесшегося над Римом ливня, не сумевшего, однако, справиться с духотой. До заката солнца оставался еще час, но от уличных фонарей уже расходились светящиеся ореолы, а освещенные витрины переливались диковинными оттенками. Влага липла к лицам, выступала на лбу. Мне хотелось провести рукой по его лицу. Я мечтал поскорее добраться до отеля и душа и рухнуть в кровать, прекрасно понимая, что если у нас не будет хорошего кондиционера, душ вряд ли принесет облегчение. И все же мне нравилась истома, висевшая над городом и ложившаяся на плечи, словно утомленная, нетвердая рука возлюбленного.

Может, у нас будет балкон. Тоже неплохой вариант. Устроиться на прохладном мраморе и наблюдать, как солнце садится над Римом. Минеральная вода. Или пиво. И какие-нибудь закуски. Отец зарезервировал номера в одном из самых шикарных римских отелей.

Оливер хотел сразу же взять такси. Я выразил желание поехать на автобусе. Меня манили переполненные автобусы. Мне хотелось влезть в один из них, вклиниваясь в гущу потных тел, чувствуя, как он пробирается следом за мной. Но едва оказавшись в автобусе, мы решили сойти. Чересчур реалистично, посмеялись мы. Пришлось пятиться сквозь напирающую толпу обозленных пассажиров, едущих домой и не понимающих, какого черта мы делаем. Я умудрился наступить на ногу какой-то женщине. « E non chiede manco scusa, даже не извинился», – прошипела она из толпы, проталкивающейся вглубь автобуса и мешающей нам выбраться наружу.

Наконец, мы подозвали такси. Услышав название нашего отеля и английскую речь, таксист решил сделать несколько лишних кругов. « Inutile prendere tante scorciatoie, не обязательно столько срезать. Мы не торопимся!» – произнес я на римском диалекте.

К счастью, в большей из наших смежных спален помимо окна имелся балкон, и стоило отворить стеклянные двери, как в раскинувшейся перед нами безграничной перспективе закатное солнце отразилось в сверкающих куполах бесчисленных церквей. Кто-то прислал нам букет цветов и корзину фруктов. Записка была от итальянского издателя Оливера: «Приходи в книжный магазин около половины девятого. Захвати с собой рукопись. Будет вечеринка в честь одного из наших авторов. Ti aspettiamo, ждем тебя».

Мы ничего не планировали на вечер, только пойти поужинать, а потом побродить по улицам.