Пётр Алёшкин - Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

— Яблочки, антоновка!

— Откуда ты знаешь? — спросил Звягин.

— Чую… Пахучая, зараза!

— Верь ты ему! Чует! — засмеялся Михась. — Мы их всю дорогу жрали!

Звягин хотел отойти с посылкой от двери, но молодой вертолетчик остановил его:

— Погоди! Еще есть.

— А Ломакин где? — спросил Михась, отвернувшись от Звягина.

— Приболел… — ответил Андрей.

— Я ему книги привез, — сунул Михась руку за пазуху и вытащил две брошюры.

Сашка взял книги и взглянул на обложки. Обе они были по садоводству.

— Ты письма давай! — сказал нетерпеливо Матцев.

Десантники стояли вокруг довольного общим вниманием вертолетчика. Смуглое лицо Михася поблескивало от удовольствия и жизнерадостности, от возможности пошутить после напряженного полета в снегопаде, хорошо не таком сильном. Видимость все–таки приличная.

— Письма вам еще пишут, — делая улыбку снисходительной, ответил Михась. — Ну что, Вася, готово? Полетим! — повернулся он снова к двери вертолета, намереваясь выйти из окружения десантников.

Матцев схватил его за куртку.

— Письма давай! А то сейчас разденем, в одних трусах полетишь!

— Отстань! Письма ему, Письма! — весело передразнил Михась. — Влезу в кабину, напишу сразу всем… Ну ладно уж, на те письмо, только отстань!

Он вытащил из–за пазухи конверт Матцеву.

Владик хотел было, взять, но Михась отдернул руку, взглянул на адрес и сказал:

— Ну вот, видишь! Не тебе, Звягину! Миша! — отыскал он глазами Звягина, который, присев на корточки возле тугого колеса вертолета, пытался гвоздем открыть крышку одного посылочного ящика. — Держи–ка письмо!

Звягин быстро поднялся и взял конверт, радостно узнавая почерк жены.

— Доставай, доставай, — снова затеребил Михася Матцев.

— Ну, прилип!

Тогда Владик сунул руку вертолетчику за пазуху. Михась стал, смеясь, отбиваться. Сашка бросился помогать Матцеву. Шапка, вертолетчика свалилась на землю. Гончаров поднял ее. Андрей, Олег и Гончаров не вмешивались, следили за возней ребят. Наконец, Сашка с Владиком скрутили Михася. Матцев вытащил из бокового кармана куртки вертолетчика несколько конвертов и отбежал в сторону.

— Ломакин Александр! — начал выкрикивать он, взглядывая на адреса, и раздавать товарищам письма. — Павлушин! Ломакин Александр! Это мне… Анюте. — Оба конверта он сунул в карман. — Звягин! Еще Звягин!.. Действительно, жена Звягина письмами засыпала, — засмеялся Владик. Письмо, которое получил он, было опять от жены, Марины. И это ему было приятно.

Звягин отодрал крышку ящика и увидел крупные яблоки, уложенные ровными, рядами среди деревянных стружек. Он взял одно, понюхал его с удовольствием и воскликнул, поднимая ящик на руки:

— Ребята, налетай! Из собственного сада!.

Крепкие антоновские яблоки казались особенно пахучи и вкусны здесь, в тайге, среди молчаливых хлопьев снега.

Когда вертолет улетел и десантники направились к палаткам, Колунков толкнул в бок Гончарова и тихо сказал:.

— Погоди!

Только они вдвоем не получили писем. Разочарование и грусть испытывал Колунков. Он все время будто ждал какого–то чуда, которое повернет его жизнь по–иному, сделает так, как было раньше, в молодости. И сейчас у него было такое ощущение, будто кто–то поманил его, поманил и скрылся. Олег показал Гончарову пузырек одеколона, почти полный.

— Дернем?

— Где ты взял?

— Там больше нету…

Они отстали.

Ломакин сидел в палатке с несколько повеселевшим, умиротворенно задумчивым лицом. Он прислушивался к боли внутри себя, которая нехотя, медленно рассасывалась, уходила. Когда Сашка ворвался в палатку, Борис Иванович оживился.

— Опять схватило? — спросил Сашка участливо, усаживаясь рядом с отцом.

— Прошло, прошло! — ласково похлопал Ломакин по спине сына.

— Вот, Михась привез! — протянул ему книги Сашка.

— Ай да Михась! — воскликнул Борис Иванович радостно. — Я думал, он не достанет! Думал, треплется…

Звягин поставил на землю возле ног Ломакина открытый ящик и указал на яблоки:

— Бери! Сам сажал. — Потом кивнул на книги. — Зачем они тебе?

— Летом уйду на пенсию и сад буду разводить, — ответил Ломакин, наклоняясь за яблоком. Звягин почувствовал, что говорить на эту тему Борису Ивановичу приятно. — Домик я уже купил. Участочек есть… Сейчас там жена живет, и Ира с Андрюшкой туда отправились. Раньше я всю семью с собой таскал… Пора на прикол. Язва, проклятая, замучила…

В двери палатки шумно появился Олег Колунков, за ним, наоборот, стараясь быть незаметным, бочком проскользнул Гончаров.

— Вот они где спрятались! — весело и громко говорил Олег. Увидел кружку на ящике возле Ломакина, взял ее, заглянул внутрь. — Ни глоточка не оставили… Вот жлобы!

— Там на плите ведро стоит, — усмехнулся Борис Иванович. — Хоть по уши залейся!

— Что это от тебя одеколоном несет? — подозрительно взглянул Андрей на Олега. Почувствовав запах, он вспомнил, что утром после бритья не смог найти в рюкзаке одеколон. — Ты куда пузырек дел? Я весь рюкзак перерыл… Взял, положи на место!

— Какой пузырек? Не видал я никакого пузырька, — сделал Олег удивленное лицо и, улыбаясь, отвернулся от Андрея.

— Ты не там искал. — Гончаров вытянул из кармана телогрейки Колункова пузырек, в котором теперь еле плескалось на дне.

— А-а! Этот? — протянул Олег так, словно он только что понял о чем идет речь. — Этим я одеколонился! Можешь забирать. Мне не жалко!

Ребята засмеялись.

— Вылакал? Тьфу! — сплюнул Ломакин.

Тайга побелела, похорошела, как невеста в фате, притихла, наслаждаясь и не веря, что она может быть такой красивой. Эта красота поразила Анюту, когда она вышла из землянки. Девушка замерла, улыбаясь зачарованно, постояла немного, вдыхая прохладный тугой воздух, и неторопливо пошла по засыпанной снегом тропинке к речке. Снег большими рыхлыми хлопьями падал на ее вязаную шапочку, невесомо скользил по болоньевой куртке. Она осторожно ступала по тонкому слою снега, который мягко проминался и негромко хрумкал. В необыкновенной тишине, такой, что слышны были тихий шелест, звук падающих хлопьев, рассасывалась нехорошая тяжесть, возникшая в землянке после внезапного появления Павлушина. Что он теперь думает? Не мог он не видеть, как выходил из землянки Матцев! Переживает, наверное, дурачок, мается! — снисходительно и добродушно усмехнулась Анюта, думая об Андрее, словно о мальчике, который пытается подражать мужчине. С одной стороны, было приятно, что из–за нее страдает человек, но с другой — эта мысль вызывала неловкость. Почему Андрей потянулся именно к ней? Что общего между наивным восторженным мальчиком и ею? То, что они одногодки, тут ничего не значит. А Владик… Владик — другое дело! Вспомнилось, как Матцев в первый раз зашел с ребятами в их комнату. Анюта к тому времени почти год жила в Сибири и ни с кем из парней не дружила, никого не выделяла. А они, наоборот, несмотря на ее равнодушие, упорно ухаживали за ней. Притягивали ее женственная простота, ровное отношение со всеми, какая–то виноватая задумчивость, иногда приходившая к ней, а особенно то, что она ни с кем не встречалась. Женщин в поселке было меньше, чем мужчин. И девчата поскромней быстро выходили замуж, а те, что курили и пили наравне с парнями, «хабалки», как называл их Звягин, ходили по рукам, не надолго пристраиваясь то к одному, то к другому мужчине. Редкие из них могли стать женами.