Пётр Алёшкин - Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

Звягин коротко хохотнул, деньги в рюкзаке были, поблагодарил, качнул головой сокрушенно, напоследок буркнул:

— Ну и народ тут у вас!

— Какой есть. Другого нету, — вздохнул милиционер.

Звягин направился к выходу, думая о милиционере — противная у него служба тут: шум, гам, бестолочь, люди — как ошалелые гуси. До чего довели народ! Он сбежал вниз, но у выхода вспомнил о колготках. Остановился. Есть тут и колготки. Этой дряни, что ли, не наготовят. Все в Москве есть, только не для всех… А, ладно, попробую еще разок! Он вернулся, разыскал нужный отдел. Но здесь, не как в одежде, многолюдно. К прилавку не пробьешься, не поговоришь один на один.

— Девушка, девушка, можно на минутку! — позвал он громко одну из продавцов, как только она чуточку приблизилась к нему. Он стоял там, где было меньше всего народу. — Девушка, я вас прошу!

Он, как и прежде, навалился на прилавок, выставил руку с червонцем перед продавцом. Была она молодая, должно быть, недавно из школы, с комсомольским значком.

— Девушка, мне две пары всего колготок нужно.

— Нету, — кинула ему продавец и повернулась уходить.

— Девушка, милая, я вас прошу!.. Неужели ни пары в таком магазине нету? Я же не задаром, — протягивал ей десятку Звягин.

— Может, милиционера позвать? — ехидно спросила она. — Нету колготок! Нет!

С милиционером Звягину не хотелось больше встречаться. Ладно, черт с ними, с колготками. Шубка есть. Без колготок побегает… надо ей игрушку купить.

Понравился большой олимпийский мишка. Олимпиада больше года назад прошла, а мишка все напоминал о ней. А Юрке купил коньки с ботинками. Покупке этой он обрадовался больше, чем шубке. Как он сам мечтал в детстве о таких коньках! Но не пришлось покататься, не купил отец, лишних денег не нашлось. Были коньки, которые прикручивал к валенкам, но разве сравнить с такими, разве пойдешь в валенках на настоящий каток? Засмеют.

Телеграмму Вале о своем приезде Звягин хотел дать из Сургута, но в Сургуте решил дать из Москвы, а в Москве заколебался, подумал: нечего ее беспокоить, начнет колготиться, лучше неожиданно, без суеты.

Поезд подходил к Тамбову в десятом часу утра. Звягин не отрывался от окна купе, смотрел жадными глазами на первые дома Тамбова, на телевышку на высоком бугре, удивлялся зелени деревьев. В тайге деревья уже пожелтели, березы почти оголились, а здесь только клены кое–где посветлели. И день обещал быть жарким по–летнему. Небо с утра высокое, голубое. Бабье лето.

Звягин собрал свои вещи давно. Едва отъехали от Мичуринска, как его охватили нетерпение, зуд, поскорей, поскорей домой, а поезд, как назло, еле колыхался. На скорый в Москве билетов не было, а этот отдыхал у каждого столба, как старая заезженная кобыла. Нудное покачивание вагона раздражало. Звягин маялся, выходил в коридор, стоял у окна, смотрел на бесконечную лесопосадку, на мелькавшие в прогалах меж деревьев серые горбы скирд на полях среди зеленей, на дальние деревни с мертвыми полуразрушенными храмами; возвращался в купе, сидел и видел в окно то же самое. Попутчики попались молчаливые — две настороженные девчонки, незнакомые друг с другом, и лысый угрюмый мужик.

Когда колеса коротко пророкотали по мосту, Звягин подхватил раздувшийся в Москве рюкзак, сумку и потащился к выходу. На улице вдохнул до слез знакомый запах железнодорожной станции, услышал полузабытый вокзальный шум, увидел сквер, двухэтажное здание вокзала, площадь, и сердце защемило, заныло еще сильней с каким–то неестественно грустным наслаждением. Такси несло его домой по тамбовским улицам, мягко постукивало колесами на выбоинах. На перекрестке, прежде чем свернуть на Овражную улицу, где стоял его дом, такси приостановилось перед светофором напротив кирпичного детского сада с его четырьмя березами у забора. В садике тишина, воскресенье. Как хорошо, что он в воскресенье приехал! Все должны быть дома. Сердце разорвалось бы в ожидании. Въехали на улицу, стал виден дом, крыша железная, коричневая, краска, должно, облезла местами за эти годы, и забор зеленый облупился кое–где. Весной все перекрашу! У соседа Васьки Кулдошина калитка распахнута. Вспомнилось его письмо: тревогой пахнуло.

— Все, приехали! — выдохнул он таксисту.

Звягин хлопнул дверцей и увидел, как появился в проеме открытой калитки Васька Кулдошин. Он смотрел, как Звягин вытаскивает из багажника машины рюкзак и сумку. Наконец, узнал, крикнул радостным голосом:

— Мишка? Ты?! Приехал? — и заторопился навстречу.

Звягин жиманул ему руку, внимательно вглядываясь в лицо.

— Как тут мои?

— Ладно все, ладно…

— Ну давай, заходи! Обмоем приезд, — и спустился с грейдера к своему дому, толкнул дверь в сплошном заборе, повернув кольцо щеколды.

Заперто. Он постучал щеколдой, оглянулся на Кулдошина, подмигнул.

— Не ждали!

Такси, тихонько урча, развернулось и покатило назад.

— Дома они, — откликнулся Кулдошин. Он не торопился уходить.

— Кто там? — раздался тоненький сердитый детский голосок, и у Звягина екнуло, задрожало сердце. — Это я, Светик! Я! — закричал Звягин с колотящимся сердцем.

— Кто — я?

— Это я, папка! Открывай скорей!

— Наш папка в Сибили.

— Я приехал, дочка! Я приехал!

— Это же папка! — раздался мальчишеский голос. Щелкнула задвижка, и на шее Звягина повис Юрка.

Звягин выронил сумку, прижал к себе сына, шагнул с ним в палисадник, другой рукой подхватил растерянную девочку.

— Миша! Мишенька! — закричала Валя, увидев их, и бросилась с порога веранды к ним но бетонной дорожке палисадника.

Она обхватила руками и детей и мужа и тыкалась лицом в нос Звягина. К щекам его прижимались головки детей.

— Вы меня с ног свалите! — кричал он радостно. Он не замечал, что рюкзак сполз с его плеча и висел на руке.

— Что же ты телеграмму… — всхлипывала, не отпускала его жена. — Мы б встрели… подготовились…

Он не отвечал, сдерживал слезы.

— Пошли, пошли в дом… Юра, сумку возьми, — но сын не слышал, не отлипал от отца, и она сама, вытерев ладонью слезы подхватила сумку. А Юрка стянул с руки отца рюкзак.

Девочку Звягин нес на руках. Она, присмиревшая, глядела на него как–то недоверчиво и смущенно.

— Не узнаешь? Забыла совсем? Иль другим представляла? — спрашивал он.

Девочка замотала головой отрицательно.

— Не ожидала?

Света обхватила его шею рукой и уткнулась в плечо.

— Ох, Господи! — вздохнул он, входя в комнату. — Как я ждал этого момента! — Звягин снова притянул к себе свободной рукой Валю. — Как ждал!.. Милые вы мои…

Постояли так минуточку. Он опустил на пол девочку, вытер мокрые глаза и сел на табуретку, оглядывая комнату: печь, рыжий коврик над диваном, чистые занавески, часы в простенке, мерно и важно стучащие, в другом простенке увидел в киотке свою увеличенную фотографию. Он — в шапке, с белым инеем на бороде и усах. Колункова работа. Звягин засмеялся, глянул на Светлану. Она стояла рядом с ним, прижималась к бедру матери, которая не отходила от мужа, положив теплую руку ему на плечо, словно опасалась, что он исчезнет, если она отпустит его.