Николай Коняев - Марсиане (сборник)

— А однажды, — усмехнулся крутолобый парнишка. — Один дом лопнул напополам. Фасад подался вперед, а задние комнаты остались на месте. Треск был страшный. Я думал, вещи какие посыплются, подбежал, да зря. Только опилки да несколько страничек из какой–то разорванной книги… — он помолчал. — Я их до сих пор храню. На память. Да, беспечальный город… — он снова усмехнулся. — А еще там мужик был… смешной такой, с чапаевскими усами.

Меня самого всегда удивлял этот человек. Но только сейчас я догадался, на кого он был похож. Он всегда ходил в длинной офицерской шинели, и в любое время суток его можно было застать возле станционного буфета. По–моему, он никогда и не уходил отсюда. Разве только в кино, на утренний сеанс… Однажды я встретил его там. Уже наступила тогда зима. В окошках дрожал слабый неровный свет, и в фойе было зябко.

Съежившись, «Чапай» сидел в углу и что–то бормотал. Беспомощно топорщилась его офицерская шинель. Я проходил мимо и расслышал:

— …простым, как рощи и озера… как этот беспечальный город… Не придумывать себя… Это счастье…

— Странно вы говорите, — сказал я, потому что, закончив, «Чапай» внимательно посмотрел на меня, как бы призывая к ответу. Но он словно и не слышал моих слов… Куда–то в сторону продолжал свою безумную речь:

— Не мудрствуйте, ибо за многие знания поплатитесь вы печалью великой.

— Он раньше работал учителем, — сказал мой сосед по столику. — Потом сошел с ума. Зачем учить, если в жизни и без того много горя? Пытались его лечить, да так и отступились…

— Знания умножают скорбь… — повторил я и спросил: — А где он доставал шинели?

Крутолобый парнишка удивленно посмотрел на меня.

— Ты его знал?

— Я жил в Рамбове…

Любопытство погасло в глазах соседа. Он налил себе в стакан пива и сказал тихо:

— А я рассказываю про Старогорск…

Зашумел приближающийся поезд. Я простился и, застегивая на ходу плащ, вышел на платформу. Дул сыроватый ветер, и желтые листья с тополей то ли летели, кувыркаясь, по воздуху, то ли, спотыкаясь, брели по осени. Паровозик свистнул и тронулся. Я успел вскочить на подножку вагона.

На доме сестры, помню, висела табличка с именами жильцов, которые давно там не жили. Не нужная никому, она заржавела, но сквозь ржавчину еще проступали призрачные имена.

Иногда они встречались в лифте.

Обычно это случалось вечером, около девяти часов, когда Ромашов торопился в ночную смену на завод, а она спускалась откуда–то сверху с большим черным догом на поводке.

Собака в лифте не сводила с Ромашова настороженных глаз, а хозяйка ее что–то внимательно разглядывала на полу. Эти встречи были редкими и внезапными, и всегда после них Ромашов чувствовал себя легче и праздничнее.

Однажды, когда Ромашов подходил к дому, в скверике он перегнал свою знакомую. Он долго стоял в лифте, слушая, как гремит она ключами от почтового ящика, и сердце его билось больно и тревожно.

Она наконец вошла в лифт и удивленно распахнула на Ромашова темные, большие глаза.

— А я думала, вы уехали давно, — сказала она, убирая ключи в сумочку.

— Неудобно, — пробормотал Ромашов, — неудобно прямо из–под носа лифт угонять… Вам какой?

— Я выше живу, — улыбаясь, сказала она, и Ромашов, вздохнув, нажал кнопку четвертого этажа.

…А в тот день жена долго пилила Ромашова за бесхозяйственность.

— Нет, ты только посмотри, — сказала она и потащила Ромашова в коридор, — выключатель уже целый месяц не работает.

— Да, — согласился Ромашов, — не работает…

Он вздохнул, вспоминая о журнале «Катера и яхты», который лежал в портфеле.

Саша осуждающе посмотрела на него, потом махнула рукой и ушла в комнату плакать. Она была еще очень молодой женой.

— Ну сейчас, сейчас, — сказал, не выдержав, Ромашов, — сейчас все сделаю…

И он долго бродил по квартире, разыскивая отвертку. Скоро к нему, вытирая заплаканные глаза, присоединилась и жена, но, как всегда бывает в таких случаях, найти отвертку им не удалось.

Ромашов хлопнул дверью и побежал просить отвертку у соседей. Обходя дверь за дверью, он поднялся на шестой этаж.

— Отвертку? — спросила женщина, открывшая дверь. Она обернулась и крикнула куда–то в глубину квартиры: — Леночка! Принеси из машины отвертку…

— Сейчас, — ответил девичий голос, и в коридор, шлепая тапочками и поправляя сбившиеся волосы, вышла та самая девушка, которую встречал Ромашов в лифте.

— Здравствуйте! — сказала она и протянула Ромашову отвертку.

— Здравствуйте, — медленно, задержав руку, Ромашов взял отвертку.

— Что же вы, — улыбаясь, спросила мать девушки, — мужчина, и без отвертки живете?

— Так вот… — Ромашов рассеянно пожал плечами, — так… не завел еще…

И дочка и мать смотрели на Ромашова и улыбались А он тоже смотрел на них и тоже улыбался. Он улыбался и когда ожидал вызванного лифта, и когда ремонтировал выключатель, и когда стоял и причесывался перед зеркалом.

— Что с тобой? — спросила из кухни жена.

— Так, — улыбаясь, ответил Ромашов, — так… история одна…

— Какая история? — спросила жена и включила воду, чтобы помыть посуду.

— Странная история, понимаешь, получилась…

— Отвертку не забудь отнести, — сквозь шум воды сказала жена.

— Не забуду.

Выключатель был отремонтирован. Ромашов для верности подкрутил еще и шурупы и снова улыбнулся — надо было идти возвращать отвертку.

Когда он вышел из лифта на шестом этаже, прямо перед собой он увидел девушку. Это столкновение было таким неожиданным, что они оба засмеялись, далее дог, которого девушка вела на поводке, заулыбался.

— Какая собака хорошая, — сказал Ромашов.

— Это Коля, — ответила девушка.

— Колли? — удивился Ромашов.

— Да нет, — девушка засмеялась, — нет! Это дог. Просто имя такое — Коля…

— Интересное имя, — сказал Ромашов, — как у меня.

— Тезки, значит…

— Ага! — Ромашов осторожно погладил дога Колю. — А я вам, Лена, отвертку везу.

— Давайте я возьму ее, — сказала девушка, — а то мама в парикмахерскую ушла, никого нет дома.

Она расстегнула сумочку и убрала туда отвертку, а Ромашов стоял рядом и смотрел, как убирает она отвертку. А дог Коля сидел у ее ног и смотрел на Ромашова, высунув длинный розовый язык.

А потом Ромашов провожал их до первого этажа и долго сидел с девушкой на скамейке возле дома, а Коля бегал вокруг них и обнюхивал кусты.

— Замечательная собака, — говорил Ромашов.

— Да, вы знаете, действительно замечательная, — говорила девушка, и Ромашов слушал ее, рассеянно рассматривая еще тихий в эти часы проспект.

Девушка кончила говорить и достала из сумочки зеркальце. Когда она поворачивала его, Ромашов увидел в нем стоящую на балконе жену.