Вэдей Ратнер - В тени баньяна

В то утро, едва рассвело, я, по обыкновению, спустилась в большую яму. Со мной были другие дети, скорее похожие на маленьких старичков, тощие, с распухшими от голода животами. Те, кто посильнее, сидя на корточках, долбили землю бамбуковыми лопатами, остальные собирали комья земли в корзины, которые приносили с дамбы взрослые. В обе стороны – на дамбу и с нее – непрерывно двигался людской поток.

Мама спустилась с дамбы и направилась ко мне. Она шла длинным путем, обходя одну за другой ямы, где можно было обменять пустые корзины на полные. Если бы солдат заметил, что мама отклонилась от положенного маршрута, ее бы наказали, заставив работать сверхурочно или, что было гораздо страшнее, лишив еды. Она остановилась около моей ямы, сняла с коромысла пустые корзины и поставила их на землю. Затем незаметно сунула мне в руку жука и, повесив на коромысло полные корзины, зашагала назад к дамбе. Я сделала вид, что закашлялась, и, поднеся зажатый кулак ко рту, проглотила жука. После чего схватила обеими руками брошенную лопату и продолжила откапывать большой камень. Я надеялась, что под ним, в прохладной, сырой земле, прячутся еще жуки. Если жуков не будет, думала я, в пищу сгодятся и другие насекомые. На худой конец даже скорпионы.

В нескольких ярдах от меня Большой Дядя рыл длинную, глубокую канаву. Он наклонялся и выпрямлялся, выбрасывая выкопанную землю. На другом конце канавы ползала кучка мальчишек. Без труда передвигаясь в узком пространстве благодаря небольшому росту, они руками отковыривали куски земли, чтобы расширить проход. Мальчишки тяжело дышали и кашляли, вторя ударам лопат, дробивших землю.

Пока все работали, начальник лагеря расхаживал вокруг и орал в рупор.

– Организация нуждается в вас как никогда! Мы воюем с вьетнамцами. Они подошли вплотную к границе, атакуют нас, пытаются захватить наши земли всеми возможными способами.

Почти лысый, грузный мужчина, он резко выделялся на фоне сотен живых скелетов. Если он не разговаривал, то непременно что-нибудь жевал. Его жена, такая же упитанная, заведовала кухней.

– Да, они коммунисты, как мы, однако прежде всего они вьетнамцы. А значит – наши враги! Мы должны защитить себя! Укрепить страну изнутри! Как нам это сделать? Возведем горы и не дадим Меконгу затопить рисовые поля.

Меконг? Рисовые поля? Мысли в моей голове путались. Проглотив жука, я только сильнее проголодалась и копала изо всех сил в надежде найти что-нибудь съестное.

– По всей стране строятся резервуары, каналы, рвы – чтобы выращивать рис круглый год! А не только в сезон дождей! Демократическая Кампучия – великая страна! Мы будем кормить рисом весь мир! Если захотим, у нас будет вдоволь еды, но разве можно думать о еде, когда рис нужен нашим солдатам!

Мой голод превратился в жажду. Я вытерла с лица пот и облизала соленую, грязную ладонь.

– Мы должны продолжать борьбу! Революция – это нескончаемая битва! Мы должны повсюду искать врагов! Всегда быть начеку!

Я бросила взгляд в сторону бараков и вспомнила, что в спешке оставила у постели фляжку с водой.

– Они везде! Не только на границе!

Доносившиеся из каждой ямы и канавы удары инструментов сливались в один нескончаемый стук. Он заполнил мое сознание, проник под кожу, я как будто растворилась в этом стуке и лае начальника лагеря.

– Они среди нас! Они делят с нами постель и стол!

Я закрыла глаза и отделилась от собственного тела… сбросила кожу… стряхнула кости… от меня остались только голод и жажда.

– Мы найдем их и уничтожим!

Откопав наконец камень, я навалилась на него всем телом и перевернула. Ничего. Даже муравьев. Даже самого крошечного жучка. Сухая, горячая земля под камнем была совершенно безжизненной.

– Раздавим их, как термитов!

Я зарыла в землю саму себя – маленькое, высохшее семя – и стала ждать дождя.

– Никакого сострадания!

Снова подошла мама. На этот раз у нее ничего не было для меня – только слабая улыбка, а я даже не нашла в себе сил улыбнуться в ответ.

– Никакой жалости!

Мама положила на землю пустые корзины, повесила на коромысло новый груз и ушла, слившись с потоком людей. Ее движения стали медленнее, тело с каждым шагом все сильнее дрожало от напряжения.

– Мы должны уничтожить всех – от мала до велика!

Начальник лагеря пять раз прокричал одно и то же. Мне хотелось всадить ему мотыгу промеж глаз.

Наконец раздался спасительный звон колокола.

В перерывах нам давали достаточно времени, чтобы сходить в рощу по нужде или спуститься к ручью за бараками и немного освежиться. Большинство людей предпочитали оставаться на местах. Отлучались только по зову природы – других причин двигаться, расходовать силы просто не было.

Большой Дядя вылез из канавы и сел на дно ямы рядом со мной. Вдалеке начальник лагеря беседовал с мамой, которая лишь покорно кивала в ответ. Должно быть, он заметил, что мама подходила ко мне, и теперь отчитывал ее. Начальник лагеря махнул рукой – мол, на этот раз, так и быть, без наказания. Мама с благодарным видом поспешила к нам.

– Мне нужно в рощу. – Мама протянула мне руку. – Пойдем со мной.

Я не поняла, почему она не может пойти одна, однако не успела возразить.

– Иди с мамой, – сказал Большой Дядя, помогая мне подняться, и добавил, обращаясь к маме: – Я скоро приду.

Я сразу все поняла. Куда бы мы ни шли, нас не должны видеть вместе. Революция не одобряет семейной близости, говорил начальник лагеря. Она препятствует обобществлению, снижает производительность. Что бы ни значили эти слова, в них крылась причина, по которой лагерь делился на две половины – мужскую и женскую. Даже мужья и жены не могли жить под одной крышей. Семьи собирались вместе только во время перерывов или за столом.

– Мы будем ждать у валуна, – сказала мама.

Дядя кивнул, и мама увела меня.

Мы зашли вглубь рощи, где ручей, огибая большой валун, разливался, а затем снова сужался и исчезал в зарослях молодого бамбука. Мама подвернула штаны и по щиколотку в воде пошла к валуну. Наклонившись, она вытащила со дна ручья два стебля тростникового сахара. Затем посмотрела по сторонам и вернулась ко мне. Вдруг раздался громкий треск – рухнула на землю отломившаяся ветка. Я принялась испуганно оглядываться. Никого.

– Присядь. – Мама опустилась на землю и потянула меня за собой.

Когда мы спрятались за колючим кустом, она дала мне тростниковый стебель, и я тут же вгрызлась в него, обдирая зубами жесткую кожуру. Вокруг роились мошки, привлеченные сладким запахом. Я тщательно пережевывала каждый кусок и, только высосав из него все соки, сплевывала остатки на землю. Снова хрустнула ветка – на этот раз из-за деревьев появился Большой Дядя. Он подошел и сел рядом. Мама разломила надвое второй стебель и протянула половину дяде. Тот колебался, стыдливо опустив глаза.