Инна Беляцкая - Перспективный - не всегда приемлемый [СИ]

— Я могу и не поступать в ВУЗ, пойду в Колледж получу профессию, работать буду помогать тебе, — Артем еле сдерживает слезы, понимаю его, тяжело разочаровываться в близких людях. Дети всегда думают, что родители защитят их, и как больно и обидно, когда этого не происходит.

— Не депресуй брат, я с тобой, и так будет всегда, мы и без неё проживем прекрасно.

— Мне просто губу больно.

— Терпи, ты же мужчина, а сейчас пойдем на кухню, кушать хочется, побалую тебя вкусненьким.

На кухне тишина, прекрасно поедим в спокойной обстановке.

Две недели спустя. Ирина.

После смены заходим вместе с Артемом в квартиру, ранее утро все ещё спят, прекрасно, сейчас накормлю брата, отправлю его в школу и отдохну после работы. Вешаю куртку на вешалку и чувствую, как рядом со мной напрягается Артем в трех шагах от нас стоит Елисей и ухмыляется. Тихо подошел, не услышала.

— Артем быстро в комнату и закройся на замок, — брат медлит, я подталкиваю его в спину, он быстро бежит к двери, открывает её ключом, забегает в комнату и защелкивает замком.

— Поговорим? — шипит Елисей.

— О чем?

— О том родственница, что за слова нужно отвечать.

— Мы с тобой не родственники и я безмерно этому рада.

Он замахивается, но я отбиваю его удар, вторую руку отбиваю, но он все-таки задевает меня по лицу. Не позволяю себе злится, наношу удар ногой в живот, тот падает на задницу и начинает громко матерится. А он думал, что я милый нежный цветочек, я что, зря свои мышцы столько лет в качалке напрягаю? В коридоре появляется Роман, подхватывает брата подмышки и поднимает его на ноги, но не отпускает, держит, чтобы он не кинулся на меня.

— Ты пьян брат? — Роман принюхивается.

— Он трезв и ум его ясен, — отвечаю я, — хотел наказать меня, я так понимаю, что у вас это обычная практика, кулаками свою правоту доказывать.

— Ты не заговаривайся, сестренка, — возмущается Роман.

— Так я на собственной челюсти испытала ваши методы доказывания. Или ты будешь утверждать, что мне почудилось?

— Ты его очень сильно разозлила, вот он и не сдержался, — оправдывает брата Роман.

— Ты такой же садист, раз оправдываешь его, как бы я ни разозлила его, пускать в ход кулаки последнее дело, а сейчас он ещё больше разозлился, когда сдачи получил, только со мной как в Библии не будет, я другую щеку подставлять не намерена. Тащи его в комнату, успокаивай психа, а мне нужно брата кормить и в школу отправлять.

— Я не псих! — зло пыхтит Елисей.

— Псих, садист, тварь и извращенец, — он дергается, но Роман держит его крепко, разворачивает и чуть ли не тащит в комнату.

— Артем, пойдем кушать, на время успокоили убогих.

Брат подходит ко мне и берет за руку.

— Нужно купить себе баллончик с газом, а лучше кастет или ещё что пожёстче его шкуру не жаль, может хоть шрамы украсят этого садиста, а то уж больно гламурно выглядит. — Подталкиваю брата к кухне, — не тормози, братец, в школу опоздаешь, какими бы ни были наши родственники учебу отменять нельзя.

Три дня спустя. Ирина.

Среди ночи в сестринской зазвонил телефон. Неужели больного привезли? Встаю с жесткого дивана, поправляю шапочку, халат и иду на фильтр, нужно работать, для чего же я здесь.

В помещении на кушетке сидит Кирилл, у входа стоит дежурный доктор и недобро смотрит на него.

— Этого можно сразу выпроваживать и осматривать незачем, сверкает как начищенный самовар, здоровье сквозь трещины на роже проглядывает.

— Он к тебе пришел, — говорит доктор, — не больница, а дом свиданий.

— Стремный дом получается, — хамит Кирилл, — я бы в таком не смог, непривычен к такой убогой обстановке.

— А давно ли ты к роскоши привык богатей, — говорю я, смотря на доктора, — я быстро его выпровожу, вы отдохните, я подежурю на телефоне.

Доктор кивает головой и направляется в ординаторскую.

— Ты что здесь устроил, это не модный клуб, где такие как ты могут заказывать музыку, здесь учреждение здравоохранения и люди тут лечатся и я здесь поставлена, чтобы способствовать этому. А обстановка не нравится, так стань спонсором, дай денег на ремонт.

— Ты чего завелась, я по пути заехал, хотел тебе подарок купить, а потом решил, спрошу, что ты хочешь, а то куплю не понравится, вы женщины привередливые создания.

— А подари мне подарок!

— Что хочешь?

— Биту, ведь наверняка у тебя в багажнике такой инструмент воздействия имеется.

— Есть бита, красивая не об одну дурную голову отполированная, хочешь, сейчас принесу?

— Неси, я подожду, — сажусь за стол и подпираю рукой подбородок.

Кирилл, резво срывается с места и выскакивает за дверь, зачем мне кастет или баллончик с газом, бита вот оружие пролетариата, страх на врагов наводит одним видом.

Кирилл пришел через несколько минут и протянул мне биту.

— Хорош инструмент, — рассматриваю биту, гладкая, а главное вид у неё внушительный, пораженческие мысли противнику внушает одной своей формой и размерами убеждает подумать прежде чем что-то делать.

— Я так понимаю, что у брата Елисея очередное обострение «человеколюбия» случилось? — говорит Кирилл.

— Совсем нет, это для защиты меня любимой от отморозков, которые часто встречаются в темных переулках.

— Обманываешь ты меня, Ирина, брат Елисей взбрыкивает раз в полгода, обострения у него случаются весенние и осенние, это с него начался раскол в нашей большой семье.

— Уволь меня от душещипательных бесед о правде жизни и о тяжести жития бизнесменов, — говорю я, вставая, — за биту спасибо, но мне работать нужно, пусть небольшие, но деньги мне не за разговоры о несчастьях наших коммерсантов платят, а совсем за другую работу.

— Зачем тебе работать, я бы тебя смог обеспечить.

— Предлагаешь стать твоей содержанкой?

— А ты хочешь, чтобы Елисей тобой бесплатно воспользовался, он ещё не предлагал уединиться?

— Увидит твой подарок и забудет о разврате, я думала он просто садист, а он ещё и сексуально озабоченный придурок, все говно в одном человеке собралось, — подхожу к двери, — но пока интимное предложение поступало только от тебя, развратный самец, и мне оно не понравилось.

— А может это я тебе не нравлюсь?

— Вообще-то мы с тобой хоть и не кровные родственники, но в глазах общественности все-таки родня, пусть и дальняя, не смущает?

— Мы не кровные родственники и даже не восьмая вода на киселе, мы чужие люди, и я хочу тебя и не стесняюсь об этом говорить.

— Ты просто мистер прямолинейность Кирилл, режешь правду матку невзирая на нормы морали, хотя о чем я? Какая мораль у сына Российского бизнесмена привыкшего иметь женщин на шелковых простынях и делать это непременно в роскошных интерьерах. Ты хоть слово такое слышал?

— Когда-то очень давно, — усмехается он, — спасибо что напомнила, а то забыл уже.