Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

Немного помолчав, со смехом продолжила:

— Слышь меня или нет? Сегодня мамкин ухажер приходил, вроде как ключ потерял. Как давай мне байки рассказывать: мол, влюбился с первого раза, только я у него на уме. — Помолчала. — Жениться обещал! Говорит, все думы обо мне, будет ждать, сколько надо, покуда согласия не дам.

— А ты что? — не обращая внимания, что голый, выглянул из-за двери Кузя. Ревниво сверкнул глазами, будто хотел просверлить взглядом.

— А я что?.. — увидев его в коже, растерялась она, покраснела, отвернулась. — Я мамке сказала давеча. Она сказала, чтобы больше его ноги не было. Коли явится, со двора попрет колуном. — И успокаивая его: — Ты что думаешь, я с каким-то плюгавым бергало буду вошкаться? — Разошлась в эмоциях: — Да он мне в папки годится! Да он мне сто лет в малиннике не нужен! Да таких проходимцев в каждом бараке по сто человек, и каждый жениться готов: на два дня. Что, неправду говорю? Сколько таких случаев было? Они и сами говорят, что «опосля нас только камни и дети, а дур полно на белом свете!»

От ее слов Кузьке стало немного легче. Сначала заревновал, занервничал, но по окончании общеизвестного выражения успокоился. Одевшись, вышел в предбанник:

— Хорошо, что сказала. А то меня Стюра там у моста встретила, что-то наговорила, я за тебя переживал: думал, сталось что.

— Переживал? — негромко, волнуясь от неожиданности, прошептала Катя. От Кузи еще никогда не видела ласки и не слышала приятного слова, а тут…

— Ну, да, а что, не надо было?

— Нет, как же?.. — не зная, как выразить свои эмоции, ответила она. Все же насмелилась, быстро, как белка хватает шишку, ткнулась ему губами в щеку и убежала накрывать на стол.

Поужинали на улице за столом. Кузя разомлел, расслабился после бани. Пересиливая себя от усталости, поднялся с лавки:

— Полез я спать.

— Иди, я сейчас посуду вымою, приду, посидим немножко.

Кузя на ощупь в темноте поднялся по лестнице, по памяти прошел в дальний угол, где было немного сена, на котором разложены постели. Не накрываясь одеялом, лег, нащупал в стороне дорожные сумки. Зевая, подумал: «Утром посмотрим бумаги с Катей». И через секунду уснул.

Через некоторое время пришла Катя с керосинкой в руках. Слабо улыбнувшись, накрыла его одеялом, присела рядом: «Спит. Устал, бедолага. Посижу немножко рядом, потом спать домой пойду». Опустившись, задула лампу, дождалась, когда потухнет фитиль. Положила голову Кузе на плечо: «Хорошо-то как! Соскучилась, аж внутри сердечко замирает». Вокруг спокойно и прекрасно. Слышно, как, перебивая друг друга, скрипит в ночи дергач. Под сеновалом хрустит овсом Поганка. Где-то под горой журчит речка. А через стреху в сеновале мерцают ясные чистые звезды. Слушая ночь, расслабилась, затаила дыхание, незаметно для себя стала засыпать.

Что снилось, не помнит. Ожидая Кузю, переживала, а это тоже нервная усталость. Крепок сон молодого тела, да чуток девичий слух: слышит, но не может проснуться.

Почувствовав чужой запах, заходила, захрипела внизу Поганка. По скрипучим ступенькам поднимается черная тень. Осветив лицо, чиркнула и погасла спичка. К неприкрытым коленям потянулись крепкие, трясущиеся руки.

Ощутив на себе прикосновение, Катя мгновенно очнулась:

— Кто тут?!.

— Тих… тих… тихо, девонька! — шипит грубый настойчивый голос. На хрупкое тело навалилась мужская сила. — Я это.

— А ну, уйди! — узнав Захара, пытаясь скинуть с себя, почти крикнула Катя. — Сейчас заору!

— Не надо кричать. Погодь немного, сейчас все будет хорошо!..

— Кузя! Кузя!! — тыкая рукой в одеяло, заметалась Катя. — Да проснись же!..

Не слышит Кузя, спит крепко. А упорный натиск все настойчивее. Цепкие пальцы рвут платье. Отвратительные губы ищут ее губы. Понимая, что он намного сильнее и сопротивление бесполезно, Катя закричала. Захар тут же зажал ей рот одной рукой, другой схватил за горло. Задыхаясь, она захрипела, в отчаянии продолжая колотить Кузю кулаком.

— Что тут? — наконец очнулся Кузя. Зашарил в потемках руками, выискивая сумку. Сунув руку, вытащил револьвер.

Не ожидая его, Захар подскочил, чиркнул спичкой. Потянувшись к голенищу бродней, вытащил шило. Этого было достаточно, чтобы на излете, почти не целясь, Кузя нажал на курок. Сухо, будто лопнувшая доска, треснул выстрел. Белая вспышка озарила и на мгновение ослепила всех, после чего наступила кромешная темнота. За этим раздался резкий, сдавленный крик, звук падения человеческого тела с высоты, тяжелые, бухающие шаги под сеновалом. За этим — быстрое, удаляющееся бегство Захара через посадки картошки в огороде, после чего все стихло.

Гулко ступая по доскам, резко фыркая, билась под сеновалом привязанная Поганка. Перепуганные выстрелом, лаяли соседские собаки. Из дома вышла Валентина, негромко спросила:

— Кто здесь? Захар, ты?

Ей никто не ответил. Перепуганная Катя замерла, не в силах подать голос. Напружинившись, Кузя всматривался в просвет в сеновале, ожидая увидеть появление незнакомца. Постояв на крыльце, дождавшись, когда успокоятся собаки, Валентина ушла в избу. Анна так и не проснулась, до того был крепок сон после трудового дня.

Прошло какое-то время. Кузька нашел рукой запястье Кати, прошептал:

— Ты как?

— Нормально, — чакая зубами от страха, ответила она.

— Кто это был?

— Захар, я тебе про него давеча говорила. Я его узнала, когда спичку зажег.

— Как это он сюда залез? Это что, он к тебе приходил? Он не знал, что я тут?

— Не знаю… ничего не знаю.

— Это что получается, кабы меня не было, он бы тебя?.. Ишь, падаль, шило вытащил, хотел ткнуть, — зло проговорил Кузя.

— Тихо, — прижавшись к нему, прошептала Катя. — Вдруг он тут, под сеновалом стоит?

— Пусть только сунется! — громко проговорил он. Позвал: — Эй, ты, как тебя? Хошь еще между глаз получить? Лезь сюда!

Тишина. Собаки отбрехались. Поганка успокоилась: значит, нет никого.

— А что это было? — после некоторого молчания едва слышно спросила Катя. — Что такое треснуло, ружье, что ли? Откуда у тебя ружье? У вас же нет ружья. Ты в него стрелял? А если ты его убил?..

— Это не ружье. Так себе, потом покажу. Только ты никому не говори. Зажги керосинку.

— Боюсь. Вдруг он тут?

— А как домой пойдешь?

— Не пойду, пока не рассветет.

Замолчали, не смея пошевелиться. Каждый думал о своем. Катя еще переживала шок от произошедшего: неужели все это случилось с ними? Кузя, как в каком-то кошмарном сне, грел ладонями холодный револьвер: а вдруг и правда убил, и он лежит там, под сеновалом? Сидели долго. Незаметно друг для друга прижались плечами: хорошо, тепло, не хочется ни о чем думать. Все же Кузю усталость свалила — накрывшись, лег на сено.

— Ложись рядом, что, так до утра будешь сидеть? — спросил он перед тем, как уснуть.