Пьер Байяр - «Титаник» утонет

И хотя мысль рассказчика развивается в рамках господствующей идеологии, происходящее по другую сторону стены не может оставить его равнодушным. Особенно когда он влюбляется в женщину И-330, олицетворяющую свободу и отказ от любых норм; эта женщина тайком уводит рассказчика в иной мир, расположенный по другую сторону стены.

«Вот: если ваш мир подобен миру наших далеких предков, так представьте себе, что однажды в океане вы наткнулись на шестую, седьмую часть света – какую-нибудь Атлантиду, и там – небывалые города-лабиринты, люди, парящие в воздухе без помощи крыльев, или аэро, камни, поднимаемые вверх силою взгляда, – словом, такое, что вам не могло бы прийти в голову, даже когда вы страдаете сноболезнью. Вот так же и я вчера. Потому что – поймите же – никто и никогда из нас со времени Двухсотлетней Войны не был за Стеною – я уже говорил вам об этом. Я знаю: мой долг перед вами, неведомые друзья, рассказать подробнее об этом странном и неожиданном мире, открывшемся мне вчера. Но пока я не в состоянии вернуться к этому».

Рассказчику и И-330 не суждено долго предаваться мечтам о свободе. Их нетипичное поведение привлекло внимание руководителей Единого Государства, и их насильно подвергают хирургической операции, лишающей людей воображения; в последних строках романа речи рассказчика снова звучат в русле официальной идеологии: «Откладывать нельзя – потому что в западных кварталах – все еще хаос, рев, трупы, звери – к сожалению – значительное количество нумеров, изменивших разуму. Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь – мы победим. Больше: я уверен – мы победим. Потому что разум должен победить»[Замятин Е. Мы. М.: Издательство «Э», 2017, с.251.].

Говоря о Кафке, нас интересовал вопрос, в какой степени до писателя доходили отклики о том, что происходило в СССР; в случае Замятина такой вопрос неправомерен. Ибо свою антиутопию, которой впоследствии будут вдохновляться великие авторы мрачных предвидений ХХ века Хаксли и Оруэлл, он написал в 1920 году, живя в Советской России.

Однако, когда он создавал свой роман, тоталитарный режим еще не утвердился. Государство, описанное Замятиным, поначалу убежденным коммунистом, соответствует государству, которым рискует стать его страна, если она не вернется к прежним идеалам, и большевики, почувствовав это, поторопились запретить издание книги.

В этом смысле Замятин является одним из авторов, которые, похоже, заранее предчувствовали появление трещин, предвещавших грядущие потрясения, и даже ощущали их первые толчки. Ему было достаточно продолжить линии разрушений, появление которых он заметил, чтобы достаточно точно почувствовать, каким станет будущее.

И тут также находится место для применения закона Мерфи, утверждающего, что самое худшее непременно произойдет, поздно или рано. С этой точки зрения Замятину было достаточно запастись изрядной долей пессимизма и понаблюдать за первыми шагами установившегося у него в стране режима, чтобы понять: в конце концов страна скатится к культу личности, а ее руководство неизбежно придет к необходимости окружить своих граждан защитной стеной, подвергнуть их медицинскому воздействию или же силой заставить их признаться в воображаемых преступлениях.

Но закон Мерфи не является единственно возможным объяснением провидческого характера антиутопии Замятина. Наряду с рациональными гипотезами, пытающимися при помощи логики объяснить сходства между реальными фактами и предшествующими им литературными текстами, сторонники иррациональных гипотез поддерживают идею, использующую термин «предвосхищение» и основанную на том, что наш разум может владеть знаниями, в настоящее время науке недоступными, а следовательно, имеется возможность узнать о будущих событиях еще до того, как они произошли.

К предвосхищению можно присоединить теорию синхронистичности , выдвинутую Карлом Густавом Юнгом, которую поддержали сюрреалисты, и в первую очередь Андре Бретон. Согласно Юнгу, синхронистические феномены характеризуются примечательным совпадением психического состояния с объективным внешним событием, случившимся в одно время или же в будущем и без видимого механизма причинной связи[Carl Gustav Jung, Sur la Syncronicité, in: Syncronicité et Paracelsia, Albin Michel, 1988, p. 271.].

Самым известным примером Юнга, приведенном в качестве иллюстрации феномена синхронистичности, является рассказ его пациентки, которой приснилось, что ей подарили золотого скарабея; когда она рассказывала свое сновидение, в оконное стекло ударилось насекомое из вида скарабеев; поймав насекомое, психолог показал его пациентке и таким образом «пробил брешь в ее непробиваемом рационализме»[Carl Gustav Jung, Sur la Syncronicité, in: Syncronicité et Paracelsia, Albin Michel, 1988, p. 271.].

В самом деле, там, где картезианский ум наверняка увидит лишь простую случайность, а поклонник фрейдизма станет утверждать, что пациентка предчувствовала появление насекомого на уровне бессознательного, Юнг постулирует существование взаимосвязей, основанных на смысле, а не на причинности, и утверждает, что два факта, явно разнесенные во времени, связаны между собой невидимыми нитями, которые рациональный ум не в состоянии воспринять.

Теория синхронистичности заключается в принципиально ином подходе к случайным совпадениям, которые больше не противопоставляются совпадениям причинным. Сходная с представлением об «объективной случайности», ставшей основой творчества сюрреалистов, синхронистичность также пытается избежать противопоставления случайности и причинности, постулируя существование еще не познанных законов, связующих нас с окружающим нас миром. И иногда позволяя нам воспринимать события, пересекающие границы пространства и времени.

Если от теории синхронистичности Юнга и ее сюрреалистических вариантов, принадлежащих к очевидно иррациональным гипотезам, никак нельзя отмахнуться, то для обоснования поразительного сходства между миром Замятина и будущими тоталитарными обществами, следовать им совершенно необязательно. Ибо роман «Мы» является иллюстрацией к еще одной интересной, особенно с точки зрения эпистемологии, гипотезе о существовании параллельных миров[См. Pierre Bayard. Il existe d’autres mondes. Minuit, 2014.].

В противовес теории синхронистичности, эта гипотеза имеет под собой солидную научную основу. Она возникла вместе с открытиями, совершенными в области квантовой физики, и постепенно, в 1950-е годы, укоренилась в умах физиков как вполне правдоподобное объяснение явлений, которые без этой гипотезы объяснить было бы сложно.

Теория параллельных миров позволяет решить очевидно неразрешаемые парадоксы, связанные с характеристиками частиц, которыми занимается квантовая физика и которые не могут иметь точного определения, ибо не поддаются наблюдению . Самый известный парадокс принадлежит физику Шрёдингеру, показавшему, как природа этих частиц сделала возможной невероятную ситуацию, в которой кот, чья жизнь зависела от случайного разрушения радиоактивного элемента, стал существовать одновременно и в живом, и в мертвом состоянии.