Давид Гай - Исчезновение

И вот что поразило Двойника более всего: однажды, когда еще не были мужем и женой, даже подослал к Люде молодого человека, тот на улице с ней познакомиться попытался, телефончик всучить проверки ради, будет ли верной супругой или хвостом вертеть начнет, а она и не подозревала, что это – проверка… И выдвинула в разговорах с Леночкой предположение, что не впервой муженьку проделывать такой фокус: до нее встречался с медичкой, то же имя носила, что и она, дело к свадьбе шло, уже кольца обручальные купили и платье невесте пошили – и вдруг все лопнуло, похоже, тот же трюк с проверкой провернул, а медичка раскусила каким-то образом, обиделась или не выдержала экзамен, короче, свадьба расстроилась…

Двойник не осуждал – кто он такой, чтобы осуждать, хотя история, если все правда, а похоже, так оно и есть, как бы сказать.., не красит Самого. В этой связи он отдавал себе отчет, что не благоговеет перед Самим, не пластается в фанатичном исступлении – это присутствовало лишь отчасти, в первые месяцы пребывания на новой службе, и незаметно, как вода из прохудившегося ведра, утекло. Для Двойника это работа, ее следует выполнять хорошо и не более того, как, скажем, для личного телохранителя, так называемого первого прикрепленного, охрана своего подопечного вовсе не означает пла-менной к нему любви. Иногда есть любовь, иногда – нет ее, по-всякому бывает.

Положа руку на сердце, бабником Двойник не слыл, отнюдь; рост ниже 170 см. и белесая, блеклая внешность отнюдь не способствовали популярности у девушек, на шею ему никто не вешался. И женщин до женитьбы было у него наперечет, куда меньше, чем у некоторых приятелей, а женился не рано, в тридцать. Тем не менее, в отличие от оригинала, не комплексовал, не завидовал жгуче рослякам – в сущности, давно свыкся с мыслью, убедил себя, что жизнь ему уготована обыкновенная, заурядная, без ярких взлетов и озарений, серая и скучная, как у мыши, каков он сам, таким уродился, и неча кого-то винить… Небольшим утешением служило то, что мужское достоинство его выглядело весьма впечатляюще, как, если верить сексологам, у немалого количества низкорослых людей, растущих в корень. Это подтвердила и Настена после первого посещения его квартиры.

Но изредка что-то взыгрывало, вселялся в него бес, вернее, бесенок, хитрый и наглый, будил спавшие мертвым сном честолюбивые помыслы, побуждал к авантюрам, Двойник сам на себя дивился: откуда во мне это, куда девается страх, чувство самосохранения… Правда, дальше желания покуралесить, набедокурить, ввязаться в сомнительное предприятие дело не шло, не находилось возможностей реализовать подогреваемое и провоцируемое бесенком, однако полагал – рано или поздно такое вполне может произойти.

Если бы не испытывал порой жгучего желания перевернуть усто-явшуюся жизнь вверх дном, ни за что не согласился бы на новую работу, уперся бы рогом – это и была, наконец, авантюра, которую жаждала душа.

Еще дважды ужинала у него медичка с соблюдением мер предосторожности: надевала косынку внахмурочку, до самых до бровей, воротник куртки поднимала, пряча голову, благо поздней холодной осенью дело происходило, а все равно вычислили, куда бегает. Куратор вызвал его и негромко так, по-свойски пропесочил: все мы, мужики, охочи до баб, однако служба у Двойника особая, к тому же жена имеется, как-то нехорошо блядство разводить в резиденции, на секретном объекте… А Настену в наказание услали куда-то далеко, вроде на одну из кавказских дач, где ВВ почти не бывал. Пару раз звонила Двойнику, а потом пропала. Жаль, конечно, что так вышло, Настену эту он частенько вспоминал, вот и нынче приснилась.

…Отзвучало про родину и с чего она начинается у каждого патриота, ударил по перепонкам ”Союз нерушимый республик свободных…”, Двойник выпростал ноги из одеяла, пружинисто поднялся, сделал несколько махов руками и приседаний, сполоснул лицо и облачился в спортивный костюм и кроссовки. Затем надел парик, приклеил усы и вышел из квартиры уже не Двойником.

Как всегда по утрам – тренажерный зал и бассейн. Признаться, в течение предыдущей жизни физкультурой, оздоровлением организма он особо не занимался, в юности ходил в секцию бокса, кое-чему научился, мог постоять за себя в уличной драке, но не более. Попав же в Службу охраны, вынужденно, без азарта и большого желания, каждое утро посвящал упражнениям с тяжестями и плаванию. Возраст к шестидесяти подбирался, поздновато мышцы качать, фигуру соблюдать – но надо. Будучи моложе ВВ на десять лет, Двойник обязан был (требование куратора) стать его точной копией и в физическом смысле, потому и появились тренажеры, водная дорожка. Через месяц-другой Двойник втянулся и чувствовал себя после таких занятий посвежевшим и помолодевшим. В этом виделась еще одна польза его новой, необычной службы.

Позавтракав неизменной овсянкой с ягодами и кофе с бутербродами, он отправился в канцелярию за распорядком сегодняшнего дня. Текст на одной страничке уже ждал его. Сегодня ВВ проводил две официальные встречи – с вице-премьером по социальным вопросам и президентом одной из постсоветских республик – в резиденции, а не в Кремле – следовательно, Двойник был относительно свободен, хотя все могло произойти. Бывали случаи, когда ВВ внезапно срывался с места, ставя охрану на дыбы и отправляясь по незапланированным заранее адресам, везде опаздывая из-за не вовремя перекрытых магистралей. Двойник ехал в одном из лимузинов, костеря московские “пробки”. Впрочем, могли назначаться и неофициальные встречи, с глазу на глаз, без прессы и телевидения, и вот тут Двойник мог понадобиться в любой момент.

В распорядке сегодняшнего дня значилось общение с куратором, назначенное на десять утра. Обычно оно происходило в квартире Двойника. Он вернулся из канцелярии за несколько минут до прихода гостя, исключительно пунктуального, говорившего про себя c немалой долей гордости: “я никогда никуда не спешу, поэтому никогда никуда не опаздываю”. Двойник снял парик, отклеил усы, снова превратившись в того, кем и должен быть согласно должностным инструкциям, и стал ждать. Ровно в десять в дверь позвонили. В гостиную вошел статный загорелый человек в джинсовом костюме, тонкой замшевой куртке и бейсболке. Он снял шапочку, повесил куртку, провел ладонью, охорашиваясь, по тронутой серебром шевелюре и улыбаясь, протянул руку:

– Добрый день, Яков Петрович!

– Здравия желаю, товарищ генерал!

3.

Куратор этот был вторым за время пребывания Двойника на службе. Первый оставил по себе не самую приятную память. С животиком навыкате, как у беременной, и вечно расстегнутой нижней пуговицей рубашки, не сходившейся на пузе, сильно потевший, суетливый, не смотревший в глаза, а зыркающий по сторонам, словно чего-то выискивающий, он совсем не был похож на подтянутых, мускулистых, являвших гибкость и силу бодигардов вождя, присутствовавших всюду и умевших растворяться, делаться незамет-ными. Видно, какой-то чиновник, невесть какими путями попавший в секретное ведомство, а не кадровый офицер ФСО, с неодобрением думал Двойник о кураторе. Ему казалось – пузатый в душе презирает его, относится как к прислуге, он, в свою очередь, считал чиновника гнидистым.