Анна Немзер - Раунд. Оптический роман

Дим, Дим, поцелуй меня; не ори, пожалуйста, и так тяжко.

И ни до чего мы не смогли договориться.

Я говорил: «Подключи Нину, она сможет как-то помочь, да там и помощи никакой особо не надо, просто пару данных проверить. Я и так тебе все рассказал, а подробно лезть не надо, не надо подробно лезть, Дим. У меня совсем другие цели».

– Я не буду Нинку к этому подключать! Это совсем блядство! Ты краев не видишь вообще уже. Все должны твои проблемы решать.

– Ну как мне жить с этой херней? Ну вот ты мне объясни: как мне жить? И никуда я не уеду, куда я от тебя уеду? Ты видишь, что со мной делается. Что ты со мной делаешь. Никуда не уеду, и не убьет он меня, кишка тонка. И не подставим мы его – просто сами это прервем. Давай сделаем это сами? Ну правда: в каком-то смысле я хочу его уберечь. Эта схема вскроется сейчас на раз, с той стороны, с другой – и ему мало не покажется. Те узнают или эти… А так – аккуратное предостережение. Без имен. Без точных данных. Сворачивайте вашу лавочку, это может стать известным. Дим, давай сделаем это сами, а?

– Вы понимали в тот момент, что обошли всех своих коллег со своей разработкой? Это же была в прямом смысле реализация научной фантастики. Квантовый компьютер, способный обогнать все существующие устройства. Вы про какие практические последствия вашего изобретения думали в первую очередь? Про обрушение всех систем безопасности, которые можно взломать, – думали?

Тут какая-то странная штука сработала. Мы в тот раз ничего не решили. Но это был наш первый раз. Проверка. Это важная проверка на самом деле. Для нас обоих. Мы вроде как уже понимали, что слепились намертво, но опять: тело-то. Тело может выйти из подчинения, тело может взбунтоваться, тело не спросили, чего оно хочет. Такого опыта не было ни у меня, ни у него. Ему, пожалуй, еще посложнее было, потому что он сопротивлялся и ненавидел меня, и вся эта долбаная его мачистская настройка против меня работала, и я на это бесился. Гонор. Понты. Омерзение к себе. Ко мне. Опять понты. Щ-щ-щас я это преодолею, я что – не преодолею, что ли? Я что вообще? Но тут снова тело решает за тебя. И в некотором смысле все вопросы снимает. И снова нам обоим стало ясно, что мы вместе. Дальше был уже вопрос времени, чтобы он с собой смирился. Это произошло скорее, чем я думал.

– Квантовый компьютер – это же гораздо страшнее атомный бомбы. Я помню, тогда ваши коллеги так и формулировали. Так и все сколковские сотрудники говорили, так и западные коллеги комментировали… И ведь, насколько я помню, в разработку вкладывались крупнейшие корпорации: Google, IBM, Microsoft… Вы понимаете, кто из них какие задачи решал в тот момент? Сугубо практически?

Через какое-то время… Сижу я у Нины, Нина ко мне не очень просто относилась, ей это все нелегко давалось, а мне она всегда была ужасно симпатична. Сидим мы, значит, на какую-то премьеру собираемся, ужинаем, ждем Диму, он пишет: «Идите без меня, у меня тут семейные сложности». – «Что такое?» – «Отцу нехорошо». – «Помощь нужна?» – «Нет, вроде разберемся, ничего страшного. Приеду позже».

Ну, мы пошли вдвоем. Какую-то дурь посмотрели, как обычно, поругались на нее, потусовались среди бомонда, объязвили его со всех сторон. Мартини-тоник. Дальше Димка пишет: все в порядке с отцом, перепугались сильно, но опасности никакой нет. Приеду поздно, отец отдал какие-то семейные бумажки, архивы, я залип.

Залип он. Неудачно. Ладно, возвращаемся домой, сидим с Ниной вдвоем, мне с ней вообще-то отлично и говорить есть о чем, она клевая, умная девка, но ей-то со мной не так просто. Когда мы втроем, нам проще, и она веселая, а тут разговор трудно идет. И смотрит она на меня тяжким взглядом. Никогда ничего не говорит, а взгляд мертвый. Она чем-то на меня похожа, но послабее. Я не критикую, ей просто не доставалось так. Она славная. Мы выпили уже слегка, и на премьере, и дома потом, я ей говорю: «Ты пойми, я его у тебя не увожу. Я не лезу в ваши отношения, они отдельные».

Она говорит: «Я надеялась, что ты не заговоришь. Уводишь. Уводишь».

Я говорю: «Да почему, Нинка? Почему мы не можем поговорить? Что у тебя за шоры такие? У вас отдельная история, у нас отдельная, ты мне очень нравишься, нам вместе так хорошо».

Она отвечает: «А с ним ты это согласовал?»

Я говорю: «Ну специально мы не обсуждали, но он тебя очень-очень любит».

И тут она…

И тут Дима приходит. Совсем не в себе. Взъерошенный и дурной. У отца действительно был сердечный приступ, инфаркта нет, но он перепугался и впервые решил с Димкой поговорить и выдать ему семейные архивы. До этого такой мысли у него не было. Там какие-то письма были в основном. Ни он сам, ни Димка потом в настоящие архивы не ходили, а надо было бы сходить и запросить дело Димкиного прадеда Флитмана. Громкая была история, прямым родственникам обязаны были выдать материалы. Димка даже говорил, что пойдет, – но замотался и так и не дошел. Поэтому так – семейные бумажки, что там может быть такого. И тут он достает одно письмо – прабабушки своей – и дает его не мне, а Нинке, говорит: «На, читай».

Потом мне говорит: «Хорошо, давай сделаем это. Давай сделаем это сами».

Я сразу понял, про что, только не понял, при чем тут письмо. Нинка дочитывает и начинает задыхаться, прямо до обморока, что-то бормочет – непонятно чего, я кидаюсь к окну, я как сейчас помню: оно заклеено на зиму, весна холодная, не успели отклеить, и я выдираю эту раму вместе со скотчем, ватой, чем она там залеплена. Успеваю мельком подумать: Нинке надо помочь сделать ремонт, что за богемная жизнь такая? Дима бьет Нину по щекам, кричит: «Нин, прекрати, ты хоть что-то поняла? Он его не сдавал, они сделали это сами, Нин, уймись!»

Это было уже про ее дедушку. Я тогда, кстати, не понимал этой связи. Я знал, что они с детства дружили, но как познакомились, где, почему – как-то они мне не рассказывали, к слову не пришлось.

А это как раз дедушкина квартира. В которой она даже окна менять не стала после его смерти.

И вот тогда… Давай сделаем это сами.

И тут они оба согласились.

Я был такой кретин. Но мне воображения не хватило. Просто тупо не хватило воображения.

Дальше было дело техники. Собрали мы материалы, даже рыть особенно не пришлось: нашли в Берлине двух парней из Грозного, Нинка с ними поговорила – полная анонимность со всех сторон, офф рек, без диктофона. Дима написал текст. Идея была простая как три копейки: для полного расследования нужно было называть имена, и глубже копать, и выходить на какую-то медийную серьезную площадку. Нам этого было не надо. А значит, где площадка? А вот эти баттлы Димкины. Он давно на них наезжал за аполитичность – ну вот тебе и повод расширить диапазон тем. Посмотрите, придурки, что вокруг вас делается, пока вы друг друга хуями кроете. Какую-то пользу можно извлечь из этого бессмысленного тестостеронового побоища? Ну вот пусть будет так.