Роман Коробенков - Прыгун

«…чертов бездельник…»

— Нужно перефразировать, — откликнулся самоубийца. — Точнее — перевернуть текст. Есть ли у тебя деньги, странный тип? Ты выглядишь праздно, едешь без цели и ищешь неведомых знакомых? Или просто решил слинять? Тогда можешь нарваться на травматизм, предупреждаю сразу. Может, ты дашь кое-какие ответы или подумаешь вслух? Ох, до чего же я злюсь от этой неопределенности — бесплодной и старой. Помысли вслух, если ты не дурак.

«… эмоциональное состояние равно минус 4…»

— Не совсем верно, — поморщился водитель, убавляя громкость радио и надувая бас. — Она не бесплодная, но старая — моя злость. Если ты не дурак, ты не решил слинять. Ведь тогда праздность покроется неопределенностью, цели растворятся и реальность станет туманна настолько, что не помогут никакие знакомые. Монтировка равна травматизму. Если бы ты был текстом, я вывернул бы тебя. — Жилистые руки скрипнули рулем. — Есть или не есть — вот в чем вопрос. Если ты не кретин, перефразируй.

— Старая злость и бескрайний дурак. — Самоубийца выглядел невозмутимым, а зеркало готовилось запотеть от противостояния глаз. — Монтировка — лишь текст, травматизм — странный тип. Мыслится так, а может, наоборот. Реальность неопределенна, а цели ясны. Праздность столкнулась с типом иным, конфликт философий. Неверна совсем неведомость вопроса — слинять или нет. Наконец-то знакомый…

«…вопросы разные волнуют разные умы…» Такси взвизгнуло тормозами.

«…нет, лучше так: вопросы разные волнуют разные разумы…»

Очень медленно самоубийца извлек из кармана банкноту и протянул водителю. Она была последней. Стало совсем легко и воздушно.

Таксист нервно взял ее.

Не попрощавшись, они отгородились друг от друга тяжелой коричневой дверью.

— Эмоциональное состояние минус 3, — заявил самоубийца вместо приветствия старому знакомому.

Он не помнил, как его звали, потому что давно не видел.

Несмотря на то что погоду нельзя было назвать холодной, этот чудак оказался закупорен в тяжелое синее пальто. Высокий воротник топорщился в небо, поверх был намотан самый длинный в мире белый шарф. Ноги помещались в самые протертые джинсы и самые стоптанные синие кроссовки. На голове росла красная бейсболка.

Человек плохо выглядел: был поразительно худ, бледен, выбивающиеся из-под красной ткани волосы выглядели соломенными. Лихорадочный левый глаз часто моргал, правый же — напротив — усердно восполнял его функцию.

— Это еще ничего, — сказал знакомец. — С этим еще можно жить.

— Мир полон спорных вопросов, — отозвался самоубийца.

«…весь он, как один большой вопрос…»

Они стояли возле телефонной будки. Знакомец собирался куда-то звонить. Но кабина была занята, там отчаянно жестикулировал очередной представитель мира сего. Оставшуюся плоскость занимал тротуар, где пересекались взглядами и терялись навсегда два встречных потока будничных людей. Сквозь паутину человеческих тел просматривались разноцветные куски мимо летящих автомобилей. С этим хаосом деловито сосуществовали многочисленное голубиное сообщество и мелкий дождь.

Все двигалось в едином ритме.

— Представь, Родик, — сказал знакомец, помнящий имя самоубийцы. — Я как будто болен, хотя окончательно не уверен…

— В смысле?

«…найди отражающую поверхность, и там найдешь ответ на этот вопрос…»

— Иногда я рассуждаю очень трезво. — Знакомца звали Менингит, и еще полгода назад он выглядел иначе, вспомнил самоубийца. — Позже ловлю себя на этом, и тогда во мне просыпается тщеславие. Но иногда откровенно несу чепуху. Позже ловлю себя на этом, и тогда меня охватывает страх. Какие-то жуткие мысли сотрясают голову. Чувствую изменения личности, и эти месячные изменения существеннее, чем изменения последних лет пяти.

— Все мы иногда рассуждаем трезво, иногда откровенно несем. — Самоубийца разглядывал куски автомобилей, мелькающие в прорезях человеческих узоров.

«…а чем старше мы, тем более осознаем, что несли не так давно, а сейчас рассуждаем трезво, но и дальше, с годами проекция эта — увы! — не меняется…»

— Не совсем так. Моя личность опять размягчилась. Такое ощущение, что я опять начал постигать мир, понял, что ошибался до этого. нет, не так. не ошибался. но недостаточно понял в свое время, охватил лишь малый спектр, а сейчас. пошел дальше. Замечаю такие вещи, которые не замечал никогда. Притом многое новое действительно оспаривает старое. Кровавая бойня нового и старого сейчас развивается в моей голове.

— Видел твоих друзей на днях, — прервал путаную речь самоубийца, пытаясь вспомнить настоящее имя Менингита. — Говорили о тебе. Они сказали, что ты сильно изменился. То есть, возвращаясь к первому вопросу, скорее — да, чем — нет.

«…а если дословно: они считают, что ты чокнулся…»

— Им виднее, — мудро согласился Менингит. — Парадоксально, но тогда болезнь дала мне больше, чем отняла. У меня никогда не было подружки, я был слишком стеснителен для личной жизни в принципе. Я даже выработал для себя психотренинг, дабы не мучиться по этому поводу. Но сейчас у меня есть девушка…

— Поздравляю! — Эмоциональное состояние качнулось в сторону добра, но это было обманчивое ощущение. — Кто она?

«…она — философия…»

«…странным праздничным мерцанием наполняется фоновый цвет, когда логическим звеном в цепи к «он» присовокупляется сложная вселенная «она». и главное, и самое сложное, при этом сохранить собственную вселенную…»

— Она тоже больна. Мы познакомились благодаря общему взгляду, — развел руками Менингит, и нервный глаз его на мгновение замер. — Я увидел ее в метро и подумал: какой тяжелый взгляд у малышки, почему? Потом посмотрел на свое отражение в стекле и увидел те же глаза. Люди с тяжелыми взглядами всегда различают другие тяжелые взгляды. Но в остальном — она прелестна. Представь, я никогда не был на пикниках, в цирке, не катался на аттракционах, не прыгал с парашютом, не знал, что такое туризм, сейчас — я все это попробовал, я все это знаю.

— Больна чем?

«…да уж, самое глупое занятие наполняется смыслом…»

— Тем, что не лечат.

Самоубийца не нашел, что сказать.

И даже подумать.

— Представь, кроме этого, я недавно заразился трихомонозом, — продолжил Менингит, улыбаясь.

— Что же веселого? — широко распахнул глаза самоубийца.

«…когда дома прохудилась крыша, дом уже перестает быть домом…»

— Приходит время, когда терять нечего, — пожал плечами Менингит. — Просто уже поздно. Кроме менингита и трихомоноза я болен язвой желудка. У меня плохо работают почки, и где-то я подхватил грибок: разваливаются ногти.

— Надо что-то делать, — неожиданно разволновался наш герой.