Патриция Хайсмит - Чудо. Встреча в поезде

Гай! Бруно улыбнулся, стоя в кабине лифта. Он ни разу не подумал о Гае у Джерарда! И когда Джерард так настырно пытал, где он был в четверг ночью, имя это не мелькнуло у Бруно даже в уме! Гай! Гай и он! Кто может уподобиться им? Кто может сравниться с ними? Он страстно желал, чтобы Гай оказался рядом. Он пожал бы Гаю руку, и пусть весь мир катится к чертям! Их подвиги непревзойденны! Как полет в небеса! Две огненные черты, блеснувшие на мгновение и сгинувшие так быстро, что люди внизу недоумевают: а не привиделось ли им все это. Бруно вспомнил, что однажды читал стихотворение, в котором говорилось нечто похожее. Оно, кажется, так и лежит под обложкой записной книжки. Бруно вбежал в первый попавшийся бар на Уолл-стрит, заказал выпивку и извлек из-под обложки крошечный листок. Он был вырван из какого-то поэтического сборника, который Бруно приобрел в колледже.

Вэчел Линдсей

Нет, они с Гаем — не свинцовоглазые. Теперь они с Гаем не умрут, как бараны на бойне. Они с Гаем пожнут плоды. Он даст Гаю и денег, если Гай, конечно, возьмет.

В этот же час следующего дня Бруно сидел в шезлонге на террасе своего дома в Грейт-Нек в состоянии умиротворенности и тихого довольства, несколько новом для него и чрезвычайно приятном. Утром Джерард рыскал по округе, но Бруно был тих и любезен, проследил, чтобы и ему, и его «шестерке» подали ленч, — а теперь Джерард укатил, и Бруно гордился своей выдержкой. Нельзя больше допускать, чтобы Джерард действовал на нервы, как вчера: можно потерять самообладание и наделать ошибок. Джерард, конечно, идиот. Будь он вчера чуточку приветливее, Бруно бы ему посодействовал. Посодействовал? Бруно расхохотался в голос. Как бы это, интересно, он посодействовал? Зачем себе голову дурить?

Наверху, прямо у него над головой, какая-то птаха все чирикала: «Тили-тили?» — и отвечала тут же: «Трали-вали». Бруно вскинул голову. Мать, наверное, знает, что это за птица. Он поглядел на красновато-коричневый газон, на белую оштукатуренную стену, на кизил, который уже зацветал. Сегодня он себя ощущал большим любителем природы. Сегодня на имя матери пришел чек на двадцать тысяч. Будет гораздо больше, когда типы из страховой компании прекратят собачиться, а законники кончат свое крючкотворство. За ленчем они с матерью говорили, а не поехать ли на Капри, говорили в общих чертах, разумеется, но, наверное, поедут. А вечером будут впервые обедать вне дома, в маленьком, интимном ресторанчике, их любимом, чуть поодаль от шоссе, по дороге в Грейт-Нек. Неудивительно, что раньше он не слишком любил природу. Теперь, когда он хозяин этой травы и деревьев, дело совсем другое.

Бруно рассеянно просматривал записную книжку, что лежала у него на коленях. Сегодня утром книжка попалась на глаза, и Бруно не мог вспомнить, брал ли он ее в Санта-Фе, — нужно удостовериться, что там нет ничего про Гая, пока Джерард не сунул туда свой нос. Многих он захочет снова проведать — теперь, имея новые факты. Бруно вынул карандаш из кармана: в голову ему пришла интересная мысль. Под буквой «П» он написал: «Томми Пандини, 232 Зап. 76 ул.», а под «С» — «Слитч» — контора по найму телохранителей, мост Чертовы ворота».

Пускай-ка Джерард вот этих поищет.

«Дэн — 8.15, отель «Астор», — значилось на чистом листке в конце книжки. И думать забыл, кто такой Дэн. «Вытрясти $ из Клт. к I-му июня». Бруно перевернул страницу, и легкий холодок пробежал по коже: «Вещица Гаю — $ 25». Он с хрустом выдернул перфорированный листок. Тот пояс из Санта-Фе для Гая. Зачем было записывать? Глупый сиюминутный порыв.

Большая черная машина Джерарда заурчала, подъезжая к дому.

Сделав над собой некоторое усилие, Бруно остался на месте и закончил просматривать записи. Потом сунул книжку в карман, а вырванную страничку запихнул в рот.

Джерард, с сигарой в зубах, шел по выложенной плитняком площадке, размахивая руками.

— Что новенького? — осведомился Бруно.

— Кое-что, — Джерард кинул взгляд от угла дома наискосок по лужайке до оштукатуренной стены, будто прикидывая, какое расстояние должен был пробежать убийца.

Бруно, трудясь над клочком бумаги, двигал челюстями как ни в чем не бывало, словно жевал резинку.

— А именно? — спросил он. Через плечо Джерарда разглядел: «шестерка» сидит в машине на водительском месте и пристально наблюдает за ними из-под полей серой шляпы. Ну, подумал Бруно, и мрачный же тип.

— Например, то, что убийца не сразу попал в город. Он двигался все время в этом направлении, — Джерард выбросил всю руку вперед, как хозяин деревенской лавки, указывающий дорогу. — Пробивался через тот лес, и было ему несладко. Вот что мы нашли там.

Бруно поднялся взглянуть на клочок лиловой перчатки и лоскут материи, темно-синей, как пальто Гая.

— Черт. Вы уверены, что это оставил убийца?

— В достаточной степени. Вот это — от пальто. А это, кажется, от перчатки.

— Или от кашне.

— Нет-нет, здесь есть шов. — Джерард ткнул толстым веснушчатым пальцем.

— Классные перчаточки.

— Женские, — Джерард подмигнул.

Бруно ухмыльнулся было с издевочкой, но тут же покаянно потупился.

— Сначала я думал, что работал профессионал, — вздохнул Джерард. — Дом он, несомненно, изучил. Но трудно предположить, что профессиональный убийца настолько потерял голову, чтобы продираться сквозь чащу там, где мы это нашли.

— М-да-а, — заинтересованно протянул Бруно.

— Он, правда, знал верную дорогу. Верная дорога была от него ярдах в десяти.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому, Чарльз, что убийство было тщательнейшим образом продумано. Сломан замок на задней двери, бидон из-под молока придвинут к стене…

Бруно молчал. Херберт рассказал Джерарду, что это он, Бруно, сломал замок. А может, Херберт рассказал и о том, что Бруно и бидон придвинул к стене.

— Лиловые перчатки! — Джерард залился таким веселым смехом, какого Бруно никогда от него не слышал. — Какая разница, тот ли, другой цвет — главное, чтобы отпечатков не оставалось, правда?

— Ну, да, — сказал Бруно.

Через террасу Джерард прошел в дом.

Бруно постоял и отправился следом. Джерард пошел на кухню, а Бруно поднялся по лестнице. Бросил записную книжку на свою постель и спустился в холл. Открытая дверь в комнату отца вызвала странное чувство: Бруно словно только сейчас осознал, что отец умер. Да, распахнутая настежь дверь заставляет почувствовать это, подумал Бруно, как выбившийся конец рубашки, как спящий часовой, — будь отец жив, он никогда не допустил бы такого. Бруно сдвинул брови, подошел и быстрым движением закрыл дверь, оставив по ту сторону ковер, истоптанный ногами сыщиков, ногами Гая, развороченные ящики стола и чековую книжку, что лежала открытая, словно ожидая подписи отца. Бруно осторожно отворил дверь к матери. Она лежала в постели — розовый шелковый шарф скрывает шею до подбородка, лицо повернуто к стене, глаза открыты — и так с самой субботы.