Андрей Курков - Серые пчелы

Ясное дело, что не до него им сейчас. Траур у них. А какой траур у мусульман, он не знал. Может, траур в том и заключается, что никого из чужих или чужой веры они видеть не могут?

– Ну тогда они меня вежливо в дом не пустят, – решил пчеловод. – На пороге пояснят. Я, наверное, все-таки сначала к ним, а потом уже в магазин…

Стал он дни, минувшие с похорон, пересчитывать, пальцы на руке загибать. И вдруг понял, что не дни считает, а ночи. И даже не ночи, а сны! И тут ему последний увиденный сон вспомнился. Тот, что прошедшей ночью он видел. Страшный. Страшный и глупый. Будто под землей он в шахте жил, и шахта заброшенной, закрытой была. Хотя электричество в ней дивным образом свет тусклый в фонарях удерживало. И кровать у него там стояла такая же, как дома. Может, это даже та самая кровать железная была, с хромированными спинками – спинка у изголовья выше той, что в ногах, и на верхних кончиках четырех боковых столбиков – круглые блестящие набалдашники, которые откручивались при необходимости. А рядом, метрах в трех от кровати, ряд ульев. Все его шесть ульев. И вылетали из них пчелы, только вот куда они летели – не мог во сне Сергеич понять. Он и сидел у ближнего улья, за летком наблюдая. Видел, как вылетают пчелы, видел, как прилетают, грузно из-за веса собранной пыльцы на леток бухаясь. Только пыльцу они черную приносили, как уголь, черную. И смотрел на них Сергеич, наблюдал за ними, а понять не мог. Пчелы, может, из-за тусклости, то серыми ему казались, то черными, как большие осенние мухи. И только по жужжанию, которое он никогда с другими насекомыми жужжаниями бы не спутал, понимал, что не мухи это, а пчелы.

Когда ноги Сергеича его к мечети вывели, бросил он о сне последнем думать. Свернул на улицу и увидел впереди, возле забора Айсылу, синий микроавтобус и такого же цвета джип с молчащими мигалками на крыше.

Когда к калитке подошел, из микроавтобуса мужик-славянин вылез, уставился вопросительно. Вроде как окликнуть хотел, но пчеловод быстро в калитку шмыгнул и торопливо до порога дошел. Постучал.

Дверь долго не открывали. Уже хотел было Сергеич со двора идти, как тут шаги услышал.

– А, это вы, – Бекир приоткрыл дверь.

– Я на минутку, – прошептал Сергеич, заходя. – Хотел вашей маме соболезнования выразить!

Неожиданного гостя усадили за стол. Угостили чаем.

– Вы извините, если я не вовремя, – Сергеич посмотрел в лицо хозяйке, пытаясь понять, что в нем изменилось.

Выглядела Айсылу неважно, словно не спала ночью. Глаза ее странным, холодным спокойствием светились. Айше присела за стол, но только на минутку, а потом вместе с чашкой из гостиной вышла. Остались они втроем.

На трюмо знакомая церковная свеча горела. Если б зеркало не было темной тканью занавешено, отражался бы в нем сейчас этот огонек, вполне бесполезный при таком ярком солнечном свете, внутрь комнаты через большое окно падающем.

– Примите мои соболезнования, – перевел Сергеич взгляд со свечи на хозяйку. – Извините, что побеспокоил, что пришел…

Айсылу кивнула.

– Спасибо, – проговорила она негромко. – И еще спасибо, что вы тогда в Симферополь съездили. Если б не вы, они бы нам Ахтема не отдали…

Сергеич пожал плечами.

– Они знали, – прошептал он, глядя в глаза Айсылу. – Я раньше говорить не хотел… Тот человек, с которым я разговаривал, вас вдовой назвал…

Хозяйка слова гостя на удивление спокойно восприняла.

– Вдовой без захороненного мужа называться нельзя, – сказала. – Но теперь мне можно… Вы завтра приходите. На поминки.

– А что, уже девять дней прошло? – удивился Сергеич.

– Шесть, – ответила она. – Завтра семь будет…

– У вас на седьмой?

– На третий, седьмой… на пятьдесят первый, – Айсылу возвратила взгляд на свой нетронутый чай, потом обернулась к сыну. – Ты заедешь за ним завтра?

Бекир кивнул.

Минут через пять Сергеич заторопился. Ни Айсылу, ни Бекир за время их короткого разговора к своему чаю не притронулись. Вот и пчеловод решил свой не допивать.

Сын Ахтема проводил гостя до двери.

– А почему Айсылу на похороны не ходила? – спросил напоследок пчеловод.

– У нас женщины и дети не ходят. Они дома прощаются, – пояснил Бекир. – Я за вами завтра к часу заеду!

За поминальным столом первым делом Сергеич спиртное взглядом поискал. Но не нашел. Только лимонад да компот. Он, конечно, о мусульманском запрете на алкоголь знал, но тут подумал: а вдруг на поминках можно? Поминки – это ж особый случай! Гости поминальные замолкли, когда он пришел. На вошедшего посмотрели, молча кивнули ему. И тут же поднялись, принялись на татарском с хозяйкой прощаться. Сергеич обрадовался. Подумал, что вот уйдут они сейчас, и останется он с семьей Ахтема, а значит, сможет с ними по-русски поговорить. Но только успел он об этом подумать, как в комнату зашли двое. Одного Сергеич узнал – он молитвой на кладбище командовал. Этот как раз с ним по-русски поздоровался, руку пожал. За столом опять татарская речь зазвучала. Сник Сергеич. Неловко ему стало. К тому же пробило его чувство нервного голода. И, не глядя уже на присевших за стол вновь прибывших, потянулся он рукой к лепешке с сыром и зеленью.

Имам, тот, за которым участники похорон у могилы Ахтема молитву повторяли, заговорил неожиданно громко и, как показалось Сергеичу, строго, к Бекиру и Айсылу обращаясь. На его голос и Айше из-за двери выглянула. Вошла, остановилась, имама слушая.

А имам рукой на горящую свечку указал и что-то объяснять присутствующим продолжил. Айше к трюмо подбежала, наклонилась к свече, задула маленькое пламя.

Имам бросил на девчушку одобрительный взгляд.

Он ушел минут через пять. И, уходя, снова Сергеичу руку пожал, что немного пчеловода успокоило.

Когда дверь дома за имамом захлопнулась, поднялась со своего места Айсылу, к трюмо подошла. Чиркнула спичкой, снова свечку зажгла и за стол вернулась.

Тут из коридора голоса новых гостей донеслись, и Сергеич поднялся, посмотрел на хозяйку скорбным взглядом, привлек к себе ее внимание и, кивнув на прощание, вышел. Уже в коридоре посторонился, чтобы дать возможность двум мужчинам и одной женщине к столу поминальному пройти.

За забором в этот раз два микроавтобуса стояли. В ближнем сидели «беркутовцы» в черных бронежилетах поверх формы.

Поднимаясь мимо виноградников, думал почему-то Сергеич об этих полицейских в черных бронежилетах. Думал о том, что и у пчел, и у муравьев тоже есть свои охранники, за порядком смотрящие и защищающие семьи от чужого вторжения. Думал о том, что как раз у пчел люди и могли бы научиться порядок защищать. Только вот пчелы благодаря своему порядку и труду коммунизм в ульях построили. Муравьи до настоящего, природного социализма дошли. Это потому, что муравьям производить нечего, они только порядок и равенство поддерживать научились. А люди? У них ни порядка, ни равенства. И даже полиция бездельничает. Просто под заборами стоит!