Имре Уйвари - Особенный год

Еще на заре, так сказать, моей летной карьеры произошел со мной такой случай. Летели мы однажды строем эскадрильи. Меня назначили ведущим в паре, а ведомым у меня был такой же, как я сам, молодой офицер. Мы с ним правофланговыми. Вдруг команда: «Разворот влево! Атакуем!» Для того чтобы выполнить эту команду, мне с напарником нужно было сделать самый большой разворот. Мой ведомый дал больший газ, чем следовало, и, делая разворот, исчез из поля моего зрения, я же немного отстал. Ведомый, увидев впереди себя машину, пристроился к ней сбоку, то есть практически занял мое место. Всего этого я сразу не мог видеть, так как тоже менял направление. И вдруг у меня под носом проносится самолет моего напарника. На какое-то мгновение моя машина попала в его реактивную струю, и меня с такой силой тряхнуло, что я на миг потерял сознание. Хорошо еще, что быстро пришел в себя. Дав газ, я догнал строй. Мой ведомый, заметив свою ошибку, освободил мне место в строю. Таким образом, еще до начала атаки нам удалось восстановить положение…

— А как с чувством ответственности?

— Да как тебе сказать… Ни в обычном полете, ни тем более в ответственном оно не покидает пилота. Именно оно не позволяет пилоту покинуть машину, когда она терпит аварию и несется к земле. Пилоту передают с земли приказ: «Катапультироваться!», а он все еще пытается спасти машину. Ни о чем возвышенном он в тот миг не думает, а только о машине и своей жизни.

— Но, повинуясь чувству долга и своей совести…

— Можно и еще красивее сказать, но в тот момент не слова важны, а действия, быстрые и разумные. Вот так-то!

— Значит, все-таки главное — это знание своего дела, чувство долга и дисциплина?..

— Пожалуй, ты прав.

Меня часто спрашивают, когда же я наконец стану настоящим солдатом. Посмотрите, пожалуйста, на меня — вот и форма на мне! Могу вам сказать, что я и сейчас солдат. Вы скажете, что это одна только видимость. Да, верно, в армии я всего несколько недель, но ведь не случайно меня называют рядовой Лайош Керекеш. Правда, я пока не настоящий солдат, а всего лишь молодой солдат, или, как нас еще называют, новобранец. У нас на батарее есть настоящие солдаты, или, как мы говорим, «старички», хотя среди них некоторые парни моложе меня. Зато они отслужили в армии восемь месяцев. Для человека в форме это срок немалый! А если к тому же «старичок» еще и хорошо обучен, тогда он вообще уважаемый человек. У нас в подразделении такие парни есть. К ним и отношение совсем иное, нежели к нам.

Например, заходит дежурный по роте в казарму и объявляет о построении роты.

— Ну-ка пошевеливайтесь! — кричит он нам, а затем, повернувшись к одному из «старичков», совсем другим голосом, тихо и уважительно говорит: — Бела, ты тоже встань в строй!

Разумеется, такое никаким уставом не предусмотрено, но в солдатской жизни не все и не всегда бывает по уставу. Для нас, новичков, старослужащий солдат почти как начальник.

К слову, этот рядовой Бела Сабо знает не меньше любого сержанта. Он и нам помогает. Например, в самое первое наше утро в казарме командир отделения показал нам, как нужно заправлять койку. Я попробовал сделать точно так же, но у меня ничего не получилось.

Тогда подошел ко мне ефрейтор Фазекаш и говорит:

— Плохо заправили.

А сам взял у меня одеяло, два-три раза подоткнул кулаком соломенный матрас, и койка готова. Просто загляденье! Улыбнулся мне дружелюбно так и спрашивает:

— Теперь вам понятно, товарищ?

— Разумеется, понятно! — ответил я ему, хотя, конечно, понимал, что так хорошо научусь заправлять койку еще не скоро. Разве мог я ему ответить как-то иначе? Конечно не мог.

Правда, не все «старички» похожи на ефрейтора Фазекаша. Встречаются среди них и такие, которые словно радуются твоей неловкости, а если ты что-нибудь не так сделаешь, так они еще и посмеются над тобой.

Помню, выдали нам индивидуальные средства защиты от химического нападения: чулки, накидки и прочее. Разложили мы все это на полу в казарме и начали рассматривать. Ну и потешались же над нами некоторые «старички»!

На следующий день один из них заступил дежурным по роте. Вошел он в казарму и громко скомандовал:

— Смирно!

Мы все застыли на месте, потому что сразу же усвоили: когда подают команду, лучше всего тут же выполнить ее, а не искать глазами того, кто ее подал. Вот этот «старичок», поставив нас по стойке «смирно», заходил по казарме, наблюдая, не нарушает ли кто-нибудь из нас приказа.

Затем он подал команду «Вольно!», а потом снова «Смирно!» и, выйдя на середину казармы, хорошим, почти дружеским тоном спросил:

— У кого из вас хороший почерк?

Двое новобранцев подняли руки.

— Только и всего?! — удивился дежурный. — А чему же остальные учились в школе, если не научились даже красиво писать?

Тогда и я робко поднял руку и произнес:

— Я разборчиво пишу, но только не очень красиво.

— Ничего, выходите и вы из строя, — сказал мне дежурный.

Набралось нас человек шесть-семь. С гордостью мы посматривали на остальных солдат, уверенные, что сейчас получим важное задание: например, переписывать какие-нибудь документы.

Дежурный построил нас и вывел из казармы. И куда, вы думаете, он нас привел? В умывальник. Встал перед нами и, важно подбоченясь, злорадно расхохотался:

— Ну, а теперь живо беритесь за тряпки и наведите мне здесь такой порядок, чтобы я остался вами полностью доволен!

От возмущения я покраснел. Мы переглянулись, чувствуя себя оскорбленными, однако, не подав виду, привели комнату для умывания в полный порядок.

Вечером того же дня мы бесцельно бродили по казарме. Настроение у всех было неважное.

Лейтенант Чапо подошел к нам и спросил:

— Ну, как вы тут, привыкаете к солдатской жизни?

Мы молчали, словно воды в рот набрали.

Почувствовав что-то неладное, лейтенант окинул нас внимательным взглядом и, почему-то подойдя ко мне, спросил:

— Вам что-нибудь не нравится?

Я покраснел и смущенно пробормотал:

— Да нет, ничего.

— От меня вам ничего не удастся скрыть! — Офицер приблизился ко мне вплотную.

«Ну, теперь я пропал, — подумал я. — Если я расскажу лейтенанту о случае в умывальнике, «старички» мне этого не простят».

Старший брат не раз рассказывал мне о солдатской жизни, правда, он служил в старой армии, еще до войны, Были и у них «старички». Как-то одного такого «старичка» назначили старшим по казарме. Ох и издевался же он над молодыми солдатами! Весь день мучил их, как только мог, а вечером после отбоя заставлял рассказывать анекдоты.

Как только прозвучит сигнал «Отбой!», он сразу же как гаркнет: «Анекдоты! Начинай!..»

Все по очереди начинали рассказывать, а если кто-нибудь из новичков забывал анекдот или рассказывал такой, от которого «старичок» не смеялся, то новичку приходилось в течение получаса ползать под кроватями и повторять: «Ах ты, плохой анекдот, куда же ты запропастился?..»