Полина Жеребцова - 45-я параллель

Мирные жители не умеют стрелять, они разделяют участь пешек в шахматной игре.

На блокпосте, выстроенном в виде прямоугольника, курили русские военные.

Крыша строения была непрочной. В некоторых местах кровельный материал пробили пули, и в ненастную погоду дождь тонкими струйками бежал в бетонное убежище, где вместо пола под ногами хрустел мелкий гравий.

Один из блоков в основании стены оказался длинней остальных. Из него изогнутым когтем торчала ржавая свая, на которую военные подвесили целлофановый пакет с провизией.

Заметив нашу «газель», солдаты, следящие за дорогой, вскинули руки вверх [1] Предупредительно показали – «зигу». , приказывая остановиться.

– Как будто Гитлера увидели! – пошутила мама.

Военные опасались, что в машине может быть взрывчатка, и не позволяли подъезжать близко к блокпостам. Хотя, если рассуждать здраво, тот, кто везет в кузове бомбу, не станет упражняться в вежливости и спрашивать разрешения.

Асхаб затормозил.

Вдоль лобового стекла раскачивались молельные четки и разноцветная мишура, исписанная по-арабски.

Русские военные нахмурились.

– Надо выйти, – сказала мама.

Она сидела между мной и водителем.

– К ним? – настороженно спросил Асхаб. И добавил: – Точно, надо выйти.

Но остался сидеть на месте.

Военные сняли автоматы с предохранителей.

– Так, внучек, – подбодрила водителя мама, – не трусь! Наше дело правое. Мы с дочкой тебя поддержим.

Пока Асхаб поправлял рубашку, ерзал на сиденье, возился с дверной ручкой, я уже вышла из кабины, а мама за мной.

– Э-ге-гей! – крикнула мама военным. – Что стоите, как соляные столбы в Гоморре? Подходите, проверяйте бумаги!

– Сами подходите! – попятившись, заявили сотрудники блокпоста. – Что ваш водитель не выходит? Кто он?

– Чеченец с рынка! У него две жены и много детей! Ему еще назад возвращаться! – крикнула мама, сложив ладони рупором. – Вы его не трогайте, он нацию возрождает!

Русские военные заулыбались:

– Две жены?

Дверь машины со скрипом открылась, и появился Асхаб.

Медленным шагом он приблизился к каменному шалашу и протянул водительские права и пятьсот рублей: мятый ценный прямоугольник фиолетового цвета.

Военные на глазах повеселели. Из глубины бетонного строения показался старший по званию, мужчина лет тридцати пяти. Рядом с потертыми штанами и куртками сослуживцев его новенький голубой камуфляж смотрелся круто. Себе на шапку командир блокпоста приделал хвост пушного зверя, а под шапкой блестело его довольное круглое лицо.

Ухмыльнувшись, он сунул деньги себе в карман:

– Это нам на курево! – затем косо взглянул на документы в руке Асхаба и лениво приказал младшим по званию: – Обыскать машину!

Солдаты, которым адресовался приказ, были худы и неказисты. За плечами у каждого из них болтался «калашников». Судя по тревоге в глазах, главной мечтой новобранцев было убраться отсюда ко всем чертям.

Первым подошел высокий светловолосый, а за ним семенил солдатик, похожий на представителя народов Крайнего Севера: то ли удмурт, то ли бурят – он едва доставал напарнику до плеча.

Мы с мамой переглянулись: она переживала за кошек, а я едва сдерживала смех, поскольку нет ничего комичней экстремальной ситуации. Если нас не убьют, будет над чем пошутить. Юмор превыше всего и является главным и основным атрибутом выживания.

Солдаты бестолково тыкали оружием в коробки и пакеты, а затем наугад распороли ножом полипропиленовый мешок, и оттуда вместе с другими вещами вывалился мой черный бюстгальтер. Бюстгальтер как добыча повис на дуле автомата.

– Пиратский флаг! – хихикнула мама. – Йо-хо-хо и бутылка рома!

Солдаты смутились.

Асхаб, как и положено праведному мусульманину, отвел глаза, а кошки, почувствовав запах людей, выразили протест.

– Мяу! Мяу! – раздались их недовольные голоса.

Солдатик, похожий то ли на бурята, то ли на удмурта, вскрикнул:

– Кто здесь?! Руки вверх!

Поскольку военный резко сделал шаг назад, бюстгальтер с дула автомата улетел в глубь кузова и затерялся среди мешков с книгами.

– Кошки! – сказала я.

– Кошки?! – возопили солдаты, а затем развернулись и стремглав побежали в свой каменный шалаш.

– Я же говорил… – зашептал Асхаб. – Кошек на моей памяти еще никто не провозил…

– Какая у тебя память? Сколько тебе лет? – зашикала на него моя мама.

– Двадцать семь! – гордо ответил Асхаб. – В этом возрасте у моего отца было шестнадцать детей.

Назад солдаты возвращались торопливым шагом, а за ними вальяжно, покуривая сигарету, шагал командир в роскошной шапке.

Мама поджала губы, что свидетельствовало о явном признаке недружелюбия, а я попыталась ослабить платок, чтобы высвободить прядь волос и таким образом избежать дополнительных вопросов по религии.

– Кошки, значит? – Командир в голубом камуфляже смотрел нам прямо в глаза.

– Показать? – спросила мама.

– Естественно! – недобро произнес он.

Солдаты встали по стойке смирно.

Я сдвинула поклажу на край кузова, и мама начала распутывать проволоку. Белый ящик был примотан к коричневому, а внутри сидели наши питомцы. Переплетенные между собой алюминиевые нити нехотя поддались, мама сдвинула верхний ящик, и столпившиеся вокруг люди увидели Одуванчика, Полосатика и Карину, трех кошек, которых мы не смогли бросить, когда решили уехать из Грозного.

– Правда кошки!!! – загалдели солдаты. – Зачем вы их везете?

– Они нам как дети, – объяснила я, вытаскивая за шкирку трехцветную Карину.

– Полюбуйтесь. – В разговор, забрав у меня кошку, вступила мама: – Это Карина! Котенком она оказалась в недостроенном десятиэтажном здании, в котором рухнули лестничные проемы. Кричала шесть дней. Жильцы нашего района желали ей смерти, поскольку хотели спать. Я, дочка и сосед-чеченец спасли малютку.

Мама, закончив рассказывать, вручила кошку командиру. Карина сразу обновила его камуфляж острыми когтями, а я едва смогла скрыть громкий смех за якобы внезапно начавшимся приступом кашля.

– Одуванчик. – Мама вытащила следующую кошку. – Как видите, блеклая и физиономия у нее страшная, но вы не волнуйтесь. Не бешеная! Испугалась самолета, когда была котенком, ударилась головой о ванну, носик сломала. Ненавидит самолеты после бомбежки!

Одуванчик перекочевала к худому бледному солдату с синими глазами. Кошка вмиг вскарабкалась к нему на плечи, изобразив на изношенной куртке меховой воротник.

Мама попыталась достать последнюю кошку, но Полосатик отличалась дерзким нравом, поэтому повернулась спиной и зашипела.

– Ах ты вредина, – ласково приговаривала мама. – Ах ты коварная…

Полосатик издала яростный рев «мяууу-мяууу!» и была извлечена из ящика.