Евфимия - Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

Согласно уставу, сестры Сурского монастыря были обязаны ежедневно читать Евангелие. Евангелие читалось утром, по главе в день. При этом даже те из сестер, которые сразу после полунощницы отправлялись на послушания, должны были предварительно прочесть в своих кельях по главе из Евангелия. Это положение в уставе Сурского монастыря заимствовано из Леушинского устава. Там Евангелие названо «основой всей православной веры христианской», в связи с чем справедливо указывалось, что «оно должно быть настольной книгой каждой общежительницы». Рекомендация читать Евангелие именно в утреннее время, «когда еще свежи все чувства и мысли, не обременены усталостью и внешние чувства» [39], также заимствована из устава Леушинского монастыря.

Сравнивать молитвенные правила Сурского и Холмогорского монастырей достаточно сложно, поскольку о них известно далеко не все. Также невозможно сравнить и уровень духовной жизни в этих обителях, поэтому я воздержусь от выводов и попытаюсь ответить на вопрос: были ли в северных женских монастырях святые и подвижницы благочестия?

Увы, и об этом известно совсем немного. Сразу скажу, что к лику святых пока не причислена ни одна из насельниц архангельских и вологодских обителей. Зато можно сказать, что те, кого в дореволюционной литературе называли – да и сейчас называют, – подвижницами благочестия, в северных женских монастырях были, хотя их было немного.

Возможно, на самом деле их было больше, просто монахини-подвижницы тщательно скрывали свой внутренний мир от посторонних. Подтверждением тому может стать приведенный ранее рассказ из «Лавсаика» – о преподобной Исидоре юродивой, – а также имеющее отношение ко второй половине XIX века свидетельство игуменьи Таисии (Солоповой), которая, будучи послушницей Введенского монастыря города Тихвина, случайно стала свидетельницей «высокой, содержательной молитвы» престарелой монахини Феоктисты. После этого она поняла, что ее мнение, будто во Введенском монастыре нет высокодуховной жизни стариц, было ошибочным.

Одна из монахинь, Агния (Вяткина), в 1901 году совершила паломничество в Иерусалим. В это время ей было уже 59 лет

На возможность того, что среди насельниц северных женских монастырей были подвижницы благочестия, могут указывать, например, упоминания об их паломничествах в Святую Землю. Согласимся, что даже сейчас, когда к услугам современных паломников и самолеты, и быстрые и удобные суда, не всякий православный христианин имеет желание и возможность посетить святые места, связанные с земной жизнью Спасителя, Божией Матери и множества святых. Что же говорить о далеких XIX – ХХ веках, когда путь в Палестину был и долгим, и небезопасным?

Однако среди тогдашних паломников были и северные монахини. Например, игуменья Горнего Успенского монастыря Смарагда, умершая в 1866 году, провела остаток дней в Святой Земле. А в послужных списках Ущельского монастыря можно найти упоминание о том, что одна из монахинь, Агния (Вяткина), в 1901 году совершила паломничество в Иерусалим. В это время матери Агнии было уже 59 лет. Она была не игуменьей, а всего лишь рядовой монахиней, происходившей из крестьянского сословия. Безусловно, то, что мать Агния решилась совершить путешествие к святыням Палестины, являлось свидетельством ее глубокой веры. К сожалению, мы можем лишь строить предположения о высоте ее духовной жизни, но согласимся – даже краткое упоминание о паломничестве матери Агнии верующему человеку говорит о многом.

А вот другая история из жизни вологодских монахинь. На первый взгляд она вроде бы не связана с темой подвижничества в северных женских обителях. Однако так только кажется.

В XIX столетии в Вологде жил-был диакон – о. Александр Воскресенский. Около пятидесяти лет он прослужил в храме в Новинках, освященном в честь святых апостолов Петра и Павла, и потому его нередко называли «Петропавловским дьяконом». Когда дети о. Александра выросли, а сам он овдовел, он стал юродствовать.

При этом было замечено, что появлялся юродивый диакон обыкновенно там, где был нужен в первую очередь; обитатели лачуг и чердаков, городские бедняки имели в его лице своего благодетеля. И всюду он разделял многие людские тяготы, везде утешал скорбящих, возрождал их души благотворной беседой и молитвой, обращая от уныния к упованию на помощь Бога и Заступницы Усердной. И небесная помощь являлась таким людям после посещения юродивого. Но среди вологжан он был известен прежде всего как человек, наделенный даром прозорливости. Он устраивал браки верящих ему невест, а другим девицам советовал идти в монастырь – тем, кто был способен к иноческой жизни.

В числе почитателей юродивого диакона была и игуменья Горнего Успенского монастыря Сергия (в миру Раиса Кубенская). Она уважала его с детских лет, еще с тех пор, когда он служил в Петропавловском храме. И, в отличие от некоторых маловерующих вологжан, считавших о. Александра сумасшедшим, понимала, что он – подвижник, человек Божий. Между прочим, когда 20-летняя Раиса Кубенская поступила в Горний монастырь, диакон стал называть ее игуменьей. Приходя от нее к настоятельнице, он заявлял, что пришел «от игуменьи к игуменье».

А вот что еще вспоминала об о. Александре игуменья Сергия: «Являясь ко мне, он утешал, ободрял меня, был незаменимым, мудрым советником. По некоторым обстоятельствам мне пришлось перейти из Вологды в ярославский Казанский монастырь. Там прожила я семь лет.

В одно лето отец диакон приезжал в Ярославль.

– Царица Небесная, обрящи мне Раису, – громко говорил он, идя по двору монастыря, где жила я. Необыкновенный вид старца, его блестящий взор, его вопль: “Царица Небесная, обрящи мне Раису!” (мирское мое имя), невольно обратили на него внимание сестер. Многие из них вышли и окружили юродивого.

Заметив в монастыре необыкновенное оживление, я взглянула в окно и вижу: отец диакон из Вологды.

– Как, какими судьбами?

– Вот, Царица Небесная обрела мне Раису! – радостно воскликнул он.

По некоторым обстоятельствам игуменье Сергии пришлось перейти из Вологды в ярославский Казанский монастырь. Там прожила она семь лет

Прощаясь с нами (в монастыре были и другие сестры из Вологды), он говорил: “Скоро приедете, вологжанки”. Эти слова нам казались странными, потому что мы не имели намерения оставить Ярославль. По возвращении из Ярославля он и матери моей подтвердил, что в Успенском монастыре я уже записана. Действительно, по неисповедимым судьбам Промысла, на следующее лето я перебралась вновь в обитель, где было положено начало иноческой жизни» [49].