Джонатан Троппер - Как общаться с вдовцом [litres]

— Она скоро придет, — отвечаю я.

— Привет, папочка, — мгновенно вмешивается Клэр, подходит и обнимает его.

— Привет, милая, а ты что здесь делаешь?

— Приехала повидать Дебби, — поясняет Клэр. — Ты же знаешь, она скоро выходит замуж.

Его лицо выражает недоумение, отец хмурится. Его лоб бороздят глубокие морщины: он пытается что-то вспомнить, но воспоминание теряется в хаосе мыслей, бушующих в его голове.

— Мазл тов [18] На иврите и на идише — пожелание счастья. , — произносит он, печально глядя себе под ноги.

— Ему и правда надо пойти принять душ, — вмешивается Руди.

Отец качает головой.

— Кто это? — интересуется он, оценивающе глядя на Расса, который робко стоит в сторонке.

— Это Расс, — поясняю я. — Помнишь Расса, сына Хейли?

— Ну конечно, помню, — отвечает отец, подходит к Рассу и обнимает его. На изумленном лице Расса отражается борьба чувств, словно он не знает, остаться ему или сбежать: отец крепко стиснул его в потных объятьях, но парень сохраняет хладнокровие и даже похлопывает отца кулаком по спине — в духе трущоб.

— Привет, доктор Паркер.

Отец отступает на шаг и оглядывает Расса с головы до ног.

— Ты уже совсем взрослый. Расс, ты играешь в бейсбол?

— Иногда.

Отец бросает ему мяч.

— Будешь питчером.

Расс ухмыляется и поднимает с земли рукавицу.

— Бейте, — говорит он.

— Мне кажется, это не лучшая мысль, — протестует Руди.

— Верно подмечено, Руди, — весело соглашается отец и бежит за стоящей у стены бейсбольной битой.

— Доктор Паркер, пора одеваться к обеду. А вы еще даже не приняли душ.

— Отвали, Руди, — произносит отец, закручивая биту и приседая, как бэттер.

— Да, Руди, — повторяет Клэр, ухмыляясь. — Отвали.

Отец смотрит на нее.

— Не могла бы ты считать болы и страйки?

Клэр подходит к нему, целует его в плечо.

— Я просто создана для этого.

Мать на своем кухонном посту: она сидит на высоком табурете у стола посередине кухни, около нее полупустая бутылка красного вина — очень надеюсь, что первая. Она обсуждает с Дебби различные свадебные тонкости, время от времени что-то в приказном тоне рявкая Порции, служанке, которая хлопочет над лондонским жарким. Разделочный стол накрыт, словно для фотографии в «Бон аппети»: великолепные салаты, как на картинке, гарниры, заливная курица по-корнуэльски, панированная телятина и лондонское жаркое, которое Порция пытается впихнуть в серебряное сервировочное блюдо. Может, мои родители и ведут себя, словно в детстве потерялись в Гринвиче и выросли в семье белых англосаксов-протестантов, но когда речь идет о приготовлении пищи, мы снова становимся избранным народом.

— Дуглас, — произносит мать, ставя бокал с вином на мраморную столешницу. — Дорогой.

Она наклоняется и целует воздух где-то рядом с моим лицом, стараясь не смазать многочисленные слои помады, покрывающей ее губы, словно краска-герметик.

— Привет, Пух, — говорю я, целуя Дебби в щеку.

Она, как всегда, безупречно выглядит: к обеду надела короткую черную юбку и бирюзовый свитер и уложила волосы в высокую прическу. Дебби чертовски красива, как точеная статуэтка, но лучше бы она иногда ходила с распущенными волосами и выглядела не столь безупречно, не так, будто забыла выдохнуть и вот-вот на что-то обидится.

— Ты пришел, — сказала она.

— А с чего ты взяла, что я не приду?

— Потому что ты меня ненавидишь.

— Ненависть — слишком громкое слово.

Она ухмыляется.

— Иди к черту.

— Не выражайся, Дебора, — строго произносит мать. — Ради всего святого, ты выходишь замуж. Постарайся хотя бы разговаривать как леди.

— Какая ты тощая, — говорю я.

Дебби всегда была худой, почти анорексичной, и мать ее в этом радостно поддерживала.

— Нужно влезть в платье.

— Она выглядит великолепно! — резко прерывает меня мать. — Ради бога, Порция, украсить грудинку не значит погрести ее заживо.

Мать поворачивается ко мне:

— Как дела, Дуглас?

— Все так же.

— Я не смогла до тебя дозвониться и очень волновалась.

— Я в порядке.

Она смотрит на меня поверх бокала, и в ее взгляде явственно читается: «Тебе меня не одурачить». Всякий раз, как я думаю о матери, я представляю ее большие проницательные глаза, глядящие на меня поверх бокала с вином, словно они существуют отдельно от тела.

— Ты привез Расселла?

— Он во дворе играет с папой в бейсбол.

Она кивает и отворачивается.

— Как папа? — интересуюсь я.

Мать мрачнеет и машет рукой.

— Каждый день приключение. Он снова открыл для себя секс.

— Мама!

— Теперь ему все время хочется. Странно, что я вообще могу ходить.

— Черт возьми!

— Не выражайся, — рассеянно произносит мать, дважды щелкнув пальцами. — На днях отец полчаса гонялся за мной по всему дому, пока Руди не сумел его усмирить.

— Как Руди это удается? — спрашиваю я.

— На это ушло еще две недели. — Мать подлила себе вина, хотя ее бокал был наполовину полон. Она вздыхает — глубоко, театрально, как в фильме, получившем «Оскара». — Я очень люблю Стэна. Но он меня просто замучил.

— Кстати сказать, — произносит Дебби, поворачиваясь ко мне. — Я вот что подумала. Ты не хотел бы сам выдать меня замуж?

— Мы пытались много лет, Пух. Никто тебя не брал.

— Я серьезно, — настаивает она.

— Это должен сделать папа.

— Папа сошел с ума, если ты не заметил.

— Он всего лишь немного не в себе. Он отлично справится.

— Я не хочу рисковать.

— Будь что будет, Деб. Если он слегка ошибется, все поймут.

— И это говорит человек, который год не показывал носа из дому, — произносит Дебби, раздраженно качая головой.

— Чего ты хочешь, Дебби?

— Ничего, Дуг. Я ничего не хочу.

Мать нервно ставит бокал на стол, предчувствуя взрыв, но тут очень кстати появляется Клэр.

— Привет, мам, — говорит она, одновременно целуя мать в щеку и забирая у нее бокал.

— Где Стивен? — спрашивает мать.

— Ему пришлось поехать в командировку.

— Очень жаль.

— Ничего, как-нибудь переживет.

Клэр делает глубокий глоток вина, чего ей не следовало бы в ее положении, и я смотрю на нее, чтобы ей об этом напомнить; она демонстративно поднимает брови, давая мне понять, чтобы я отвалил.

— Привет, Пух, — говорит она.

— Не могли бы вы оба не называть меня так? — тихо произносит Дебби.

— Ага, — Клэр сочувственно кивает. — Но это вряд ли. Я права, Дуг?

— Забавно, но я думал, что пора бы перестать тебя так называть, а потом ты злобно заметила, что я не выхожу из дома…

— Единогласно, — весело резюмирует Клэр. — Как идут приготовления к свадьбе?

— Она не хочет, чтобы папа вел ее под хупу.

— Почему, черт возьми?

— Клэр! — выкрикивает мать, щелкая пальцами. Когда ситуация того требует, мать может ругаться, как матрос, но она терпеть не может, когда ругаются ее дети, потому что тогда она чувствует себя старой.