Надежда Нелидова - Мутное дело [сборник]

Смех и грех, говорю! Но окрошка и мясные пироги победили! Поговорку про сердце мужчины и путь к желудку ещё никто не отменял.

Мы с Нюсей уже уговорили полбутылки. Хозяйка пообещала, чтобы я не зажималась, у неё «ещё есть, первачок, конфискованный. Мягкий как постелюшка».

— Итак, мы с Полубатоновым поженились. То есть он сначала робко заговаривал, чтобы мы так просто жили, не расписываясь. Но я сразу строго заметила, что носить звание сожительницы мне статус не позволяет и всё такое. Только официально, со штампом! Хотя какой там статус: секретарша на предприятии, на носу пенсия.

Да… Вроде смотришь: торчит одинокий пень, как перст: всеми забытый, никому не нужный, трухлявый…

Шалишь! Попробуй его подцепи и сковырни — и-и, батюшки! Кого только из-под него не посыплется. Всякая живность под тем старым пнём пригрелась. Жучки-паучки врассыпную бросятся, насекомые забегают. Целый муравейник я растревожила.

Был мой Полубатонов до нашей встречи удобен всем. Друзьям — устраивать в его холостяцких берлогах мальчишники. Трахаться с любовницами. Скрываться от жён, если надерутся в зюзю. Считай, бесплатный притон посуточно, почасово.

Был удобен начальству: когда план горел, он беспрекословно работал сверхурочно, выходил в праздники и выходные. А тут я: как так, нарушение трудового договора, незаконная переработка.

А сколько начальнички — ключики-чайнички — его золотой головой задаром пользовались! Полубатонов новшество придумает, конвейер или станок усовершенствует — а фамилии его ни в заявке, ни в патенте не упомянуто. Глянь: в изобретателях — директор, в соавторах — заместитель и начальник цеха. Им и соответствующие преференции: почёт, награды, премии, зарубежные поездки.

А Полубатонов только смущённо улыбается: «А и шут с ними, — говорит. — Главное, чтобы идея пользу людям приносила».

Был муж удобен кузенам и кузинам: возить забесплатно в лес за грибами-ягодами. Речной рыбкой всю родню снабжал. Соседям вместо грузового такси работал: мебель на дачу увезти, с дачи — урожай привезти. Он у меня безотказный. Говорю же, золотой человек.

А больше всех был удобен родной младшей сестричке. Родители у них небедные были, все накопления с умом в недвижимость вкладывали. Перед тем как покинуть этот свет, разделили наследство по справедливости. Сыну две небольшие квартирки. А дочери большую пятикомнатную — и вклад на сберкнижке. Потому как дочь одна сына поднимает.

И вот сидел мой муж, щедро помогал деньгами сестричке. Тихо — мирно пас квартиры, которые должны были достаться, разумеется, сестре и любимому племяннику. А тут — здрасте, мордасти! — явилась чужая женщина, в виде законной супруги и возможной наследницы. То есть я.

Господи, что тут началось! Какие психические атаки пришлось выдержать бедняжке Полубатонову! Сначала разбушевавшаяся сестрица, моя золовушка, его грызом грызла по телефону, а потом нагрянула с сыном.

Молодой человек скромно переминался, краснел и урезонивал её — не в маму, видно, пошёл.

А она разыгрывала целый спектакль одного актёра: рыдала, корила брата, эффектно падала в обморок, вскидывалась бежать на реку топиться. Я благоразумно не вмешивалась: заперлась в спальне и берегла нервы.

— И что? — живо, нетерпеливо заёрзала Нюся. — Чем дело разрешилось?

— До сих пор в подвешенном состоянии. Золовка потребовала — и мы одну квартиру продали и ей половину вырученного отдали. На, подавись, только оставь нас в покое, не лезь.

Вроде, успокоилась…

Я полистала фотки в телефоне, чтобы показать Нюсе. Сохранились там несколько снимков с нашей с Полубатоновым свадебной вечеринки.

Тогда ещё была надежда, что наладятся родственные отношения. Позвали её чин чином, но золовка весь вечер дулась. Вон, даже на фото спиной красуется. Любуйтесь, мол, люди, моей тощей задницей. Ещё бы, с такой злобой высохнешь в щепку…

— Главное — погода в доме, — нравоучительно сказала Нюся. — Душа в душу с мужем живёте. Сами говорите: золотой человек.

— Ну, золотой не золотой. В каждом человеке, Нюсенька, есть плюсы и минусы. Вот первый муж: и алкоголик, и злыдень, и гуляка. Жили как кошка с собакой, шерсть клочьями.

Но в хорошие минуты называл нас с дочкой «мои маленькие девочки». Что-то вкусненькое, редкое: допустим, первая клубничка или первый огурчик, лучший кусок со стола — нам подвинет: «Ешьте сами, мне ни к чему». То есть мужицкий, мужской подход.

Полубатонов — тот нет. Цопнет самый сладкий, жирный кусочек — и тащит в норку, чтобы съесть в одиночку. До старости большой ребёнок: седой и толстый. Я для него в роли мамки. Верочку любит, но иногда меня к ней ревнует.

Ну и не без холостяцких чудинок. Я уж говорила: никогда не выбросит листочка или клочка бумаги, если она хотя бы с одной стороны чистая. В банке прихватит талон, бумажный номерок, в магазине — кассовый чек. Аккуратно, любовно разгладит, свернёт и спрячет в борсетку.

Чтобы всё под рукой: записать или черкнуть — я уже говорила, он у меня рационализатор.

При этом автоматически помнит, где, когда, при каких обстоятельствах был прикарманен этот листок. Среди ночи разбуди — отбарабанит. Вот такой феномен. Или бзик? Но ведь безобидный, простительный бзик.

— Молодец какой. Кабы все так — лесных угодий бы сколько сберегли, — одобрила Нюся.

И вот сидим мы в очередной раз со следователем в её кабинетике и по-свойски, по-бабьи кумекаем. Кто мог незаметно проникнуть в Верочкину квартиру? У кого ещё могли быть ключи от квартиры?

У бывшей хозяйки квартиры? Хотя она при покупке передала нам брелок с тремя запасными ключами, но дубликатов-то могла хоть тыщу заказать.

Только зачем ей травить Верочку? Сделка была для неё выгодной, наоборот, она торопилась всё обделать. Бывало, приходим с Полубатоновым в многофункциональный центр — а она уже с талончиками подпрыгивает от нетерпения. Что ж вы копаетесь, говорит.

— Так, так, — встрепенулась Нюся. — Что же она так была заинтересована? Боялась, сделка сорвётся? Подводные камушки?

Я замялась… Был инцидент, к счастью, замятый мировым, полюбовным соглашением. При покупке мы второпях забыли заглянуть в расширенную архивную выписку из домовой книги.

А то бы всплыло, что среди некогда прописанных домочадцев имелось одно лицо. Уголовное малосимпатичное личико с наркотической зависимостью… Тридцатилетняя мадам, которая так редко покидала места не столь отдалённые, что квартирку успели приватизировать с нарушениями… То есть в её отсутствие и без её согласия.

По закону подлости, эта наркоша объявилась накануне сделки, в краткий промежуток между двумя ходками. Ну, мы срочно наскребли для потеряшки энную сумму, а хозяйка повела её к нотариусу.