Надежда Нелидова - Большая стирка [сборник]

Добившись обещаний детально «похвалить» картины, отворачивается и закатывает глаза. Ах, с каким неблагодарным, сырым, грубым материалом приходится работать ради высокого искусства. Сырой и грубый материал — это публика. Но ей, как солнце цветку, каждый час, каждую минуту необходимо подтверждение её таланта.

— Ах, ну право! — кокетничает она. — Так и уж гениально? Я умоляю: мне не надо лести, говорите только правду. Я художник, я привыкла к отрицанию, непониманию… К мелким подкалываниям, творческой зависти… Сорри.

Бывает, критик поддастся на провокацию и действительно посмеет робко усомниться в какой-нибудь картине, выразиться о ней не в самых высокопарных, восклицательных выражениях. Её лицо мгновенно каменеет, мертвеет, чернеет даже. С этой минуты для неё нет врага хуже, чем несчастный критик. Который мог бы держать своё мнение при себе, глубоко засунув его в одно место.

У меня есть кузина, которая проводит юбилеи следующим образом. Поднимается на подиум в зале ресторана, и тамада приглашает всех знакомых и родственников с подарками на сцену. Хлопает в ладоши: «Все, все сюда, непременно все! С подарочками! Никто не забывает подарочков! Никого за столиками не остаётся!»

Каждый — кто бойко, кто скомкано — превозносит виновницу торжества до небес, награждает разнообразными восторженными эпитетами. С выражением зачитывает из глянцевых открыток длинные поздравительные шедевры:

Пунцовая от удовольствия юбилярша сидит на стуле. К ней тянется, топчется, переминается очередь из поздравителей. Прижимают и тискают подарки, коробки, конвертики с деньгами седые, старше именинницы, дядюшки и тётушки, дедушки и бабушки. Церемония растягивается на час и больше. Тамада зорко следит, чтобы ни один дезертир не улизнул со сцены.

Похоже на дрессированных собачек. По команде: «Ап!» — они перевёртываются через спинку, на задних лапках исполняют польку-бабочку, прыгают через кольцо. Исполнив номер, получают свой кусочек сахару, в виде поощрительной, снисходительной улыбки и поцелуя влажными, липкими морковными губами. И с облегчением маленьким стадом убегают за кулисы.

Примерно так и здесь. Какой грандиозный успех! Зрителей полный зал, пришлось ставить стулья в дверях и проходе.

Перед поездкой она читала в интернете газеты, смотрела телевизор и сильно побаивалась. А ну-ка, на волне патриотизма скажут: «Уехала — ну и на здоровье. Чего здесь позабыла?». Но оказалось, здесь по-прежнему все такие родные, милые, простые. Так трогательно, наивно и искренно расспрашивают, как там за океаном…

Я понимаю милую художницу. Ей, как воздух, необходимы эти приезды, встречи, восторги. Сильно преувеличенные, как всегда бывает на презентациях. (Великолепно! Потрясающе! Гениально!). Каждый оратор разливается соловьём, старается превзойти предыдущего в похвалах — хотя, кажется, превосходить уже некуда, и истощились, и кончились восклицательные эпитеты, и пересохли языки, и выступления напоминают шипение и скрип заезженной пластинки.

Но она не замечает фальши. Она подпитывается, подзаряжается, поворачивается тем и этим бочком, как кошечка на солнце. Жмурится и наслаждается всеобщим благожелательным вниманием. Она воображает себя упавшей звездой: вспыхнувшей, мелькнувшей, озарившей серые будни соотечественников.

Вращается, блистает, купается в лучах славы и любви. Но схлынула эйфория, затихли речи, погасли люстры, задёрнут экран. Съедены дешёвые торты и выпито сторублёвое шампанское. Зрительницы, в основном её ровесницы, ещё здесь, прощаясь, целуют и обнимают виновницу торжества. А мыслями уже в насущных заботах предстоящего дня. Все возвращаются домой, и только она уезжает на ПМЖ.

Дочь и зять молодые, легко вписались в тамошнюю жизнь. Дочка выразилась предельно ясно: «Родина там, где тепло заднице». Внуки, рождённые за океаном: светлоглазые, с копнами выгоревших волос — они уже готовые новозеландцы.

И только она, уехав, звонит и звонит, плачет и плачет в телефон. Выплакавшись, крепко высморкавшись, каждый раз берёт с меня страшную, страшную, страшную клятву (иначе меня покарает Бог), что я никому в нашем городе не расскажу о её одиночестве и тоске. Там, за океаном.

Звезда не имеет права тосковать. Тоска постыдна и унизительна — это признак того, что человек не состоялся, не сделал карьеры, что он не успешен, что слабак. В конце концов, посети личного психоаналитика, прими антидепрессант — и не разводи сырость, не порть окружающим настроения.

— Пока, — говорю я. — Давай не хандри. Твори, пиши новые картины.

— Этим и живу. Только умоляю, помнишь наш уговор? Нашим об этом никому. Всем говори, что у меня всё замечательно, всё прекрасно, всё о кей…

— Праздник без тамады? Ну, не знаю…

Я представила, как на другом конце провода родственница поджала губы. Типа, ну что с неё взять, всё не как у людей.

— Давай, — предложила, — я поговорю с Ниной Ефановной из бухгалтерии. Компанейская баба, занимается проведением вечеров по совместительству. И берёт недорого.

Вот, вот. Жизнерадостная шумная тётенька будет весь вечер терроризировать гостей: ни поговорить, ни расслабиться. Разбитый микрофон будет издавать визжащие звуки, как кастрюлей по плите, после неделю в ушах звенит. При этом, не дай Бог, окажется, что ведущая играет на музыкальном инструменте и считает себя обладательницей чарующего голоса. Пиши пропало.

А эти выуженные из интернета пошленькие игры, фанты, конкурсы, розыгрыши, сценки… Каждому гостю раздаются листочки с аббревиатурами: ВВС, СССР, МВФ и пр. Задача: подобрать лестные эпитеты для именинницы. ВВС — великолепная, весёлая, сияющая. СССР — солнцеподобная(!), сладкая, сапфир души моей…

Не уложились в одно слово? Налить виновникам штрафную! И снова: МВФ- милая, великолепная… Как, «великолепная» было уже?! Штрафную за повтор!

Потом, когда присутствующие проштрафятся, разогреются, порозовеют и ослабят галстуки и молнии на брюках юбках), можно перейти к более рискованным пунктам.

Вывести даму на танцевальный пятачок, заколоть со всех сторон прищепками (в интимных местах приветствуется). Мужчины с завязанными глазами обирают прищепки. Хохот, писк, дама бьёт по шаловливым ручонкам кавалеров… Прелесть как весело, особенно мужу дамы. Или объявить танец: чтобы пары не уронили зажатые между телами теннисные мячики. Кто уронит — штрафную!

Или вот ещё: присутствующие делятся на группы по половому признаку, садятся на стулья паровозиком. Тамада задаёт игривые вопросы. Дамы, отвечая, давят на «кнопки» — носы кавалеров. Те соответственно издают звуки: «дзинь-дзинь», или «ку-ку», или «пук-пук»… Главное — не повторяться. Все покатываются от смеха, вечер пролетает как одна минута…