Надежда Нелидова - Обратная сторона тарелки [сборник]

Я видела, как Маша кинула на сцену записку с прицепленными к ней школьными фото, и теперь полыхала алой зарёй. Иволгина в своей тесной юбочке прицокала на четырнадцатисантиметровых шпильках, нагнулась за запиской и призывно помахала ею в воздухе.

— Упс! Кого я вижу? Подружка дорогая, просим на сцену!

Маша вышла, не веря своему счастью, не чуя под собой ослабших ног, нащупывая кончиками туфель половицы — навстречу своему Звёздному часу.

— Оператор, крупный план! О кей! Да это же вылитая Бурёнка из Маслёнкина! Это что у тебя — колокольчик? — она острым ногтём бесцеремонно поддела Машин медальон на груди. — Вау! А какое роскошное вымя — лифчик не жмёт? Сколько молока надаиваем? По дружбе (это моя одноклассница, господа!) — прошу у Бурёнушки экологически чистого молока! Молочные ванны так молодят!

Гомерический хохот в зале. Иволгиной с готовностью несли чистую трёхлитровую банку. Я, мучаясь, выключила телевизор, стараясь не смотреть на Машу…

— Знаешь, что я первое услышала, когда села в вагон? «Мама, смотри, тётя из телевизора! Бурёнка из Маслёнкина!» На меня приходили смотреть из соседних вагонов, щёлкали на телефоны! Господи, как я не умерла от стыда! И когда я вышла на перрон, все оборачивались и фыркали. Дети — они же непосредственные! — кричали:

— Бурёнка из Маслёнкина пришла, молочка принесла! Му-у!

Ты вот сейчас со мной разговариваешь, а я, как рентген, вижу насквозь твои мысли. Признайся, ты думаешь: «Бурёнка из Маслёнкина! Бурёнка вернулась в своё Маслёнкино!»

Она горько рыдала, билась в истерике и выкрикивала свою «Бурёнку».

…Маша пролечилась полгода. Она подурнела, похудела и притихла. По совету психолога поменяла внешность: остриглась ёжиком и перекрасилась в брюнетку. Никто не узнаёт в ней больше Бурён… мультяшную героиню. Я даже в мыслях старюсь не произносить этого прилипчивого слова.

Мы снова пьём чай, и я счастлива, что всё позади. Маша снова упоённо рассказывает, каким бешеным успехом пользовались её эссе. Как знаменитый седовласый поэт стоял на коленях, упрашивая переложить их на стихи и издать сборник. А известный московский композитор готов был отдать всё на свете, чтобы сочинить к ним музыку.

Потом Маша спрашивает у меня телефоны местных многотиражек. Я ополаскиваю в кухне чашки и слышу, как Маша унизительно и умоляюще говорит в трубку:

— Нет места на полосе? И в ближайшее время не предвидится? А когда вам перезвонить? Через месяц? Лучше через два? А вы не знаете, куда ещё можно пристроить мои эссе? Чудные эссе на вечную тему о мужчине и женщине, о любви… Бесплатно, разумеется! Я бы даже сама приплатила! Не знаете? Извините…

И набирает следующий номер.

Потерялся старый японский зонтик. Ну да, тот самый, полуавтомат: с этикеткой «три слона», ещё из СССР. Я простояла за ним в очереди, в три кольца обвившей ГУМ. Три часа в трёхколенчатой очереди за тремя слонами. Зато и служил верой и правдой три десятка лет. Только однажды из петельки выскочила спица, я её сама аккуратно и подшила.

Он был лёгонький, нежного пастельного цвета: подойдёт к любому гардеробу. Не то, что тяжёлые, советские, в аляповатых цветах. Их механизм предательски заедал в самый ответственный момент. Они выкручивали руки, выворачивались наизнанку при слабом порыве ветра и грозили унести прочь, как Мэри Поппинс…

И вот он потерялся, мой любименький штопаный зонтик-дружок. А лето выдалось дождливое: прямо сезон тропических ливней. Пришлось срочно купить первый попавшийся китайский, одноразовый. Теперь, по закону вредности, старый зонтик должен был обидеться на хозяйку-предательницу и тотчас отыскаться. Но не отыскался.

— Яп-понский зонтик!

Это я не взывала к пропавшей вещи — это я так выругалась. Служил у нас отделе дознания майор П., бравый мужчина. Он в сложных жизненных ситуациях неизменно привлекал «японского бога», «японского городового» и даже таинственного «японского гостя». Взревёт — штукатурка сыплется, и подследственные в ужасе подскакивают на табуреточках и колются как полешки. А я вот нашла для ругательства более изящный, кокетливый дамский оборот.

— Японский зонтик! Следователь по особо важным, называется, — бормочу я, контрольно перерывая квартиру. — Какой-то паршивый старый зонт найти не могу. Недаром тебя (то есть меня) шуганули из органов…

Это больная тема, и я прикусываю язычок. Да и наговариваю на себя: я считалась лучшим спецом в органах. Это сейчас на службе развелось папиных дочек с крахмальными ресницами и силиконовыми ротиками. Хлоп-хлоп глазками, шлёп-шлёп губками. Кофей подать, пощебетать по бумажке в микрофон, папку из кабинета в кабинет перенести, вертя попкой. А в мои годы женщин в органах служили единицы, и скидок никаких им не делалось.

В американских детективах красотки-сыщицы, с внешностью Кейт Бекинсейл (безукоризненный макияж, струящиеся волосы, свежий блеск на губах) — спасают человечество от мирового зла. Палят, не целясь, в бандюков и попадают с первого раза, узко семенят по карнизу небоскрёба, лезут в вентиляционные переходы, карабкаются по верёвочной лесенке в вертолёт…

Всё это непременно на пятнадцатисантиметровых шпильках и в вечерних платьях декольте, с разрезом от пола до талии… Ночи напролёт я смотрю детективы (а что мне остаётся делать на пенсии?) — и мне дико смешно.

А не хотите — блин, японский зонтик! — сальных, неделю не мытых волос и свербящего от грязи тела? Потому что убийства совершаются не только в сияющих огнями мегаполисах, но и в глухих деревнях? Там, знаете ли, милицию с распростёртыми объятиями, хлебом-солью и какао-ванной не встречают.

Не хотите от небритых урок обещаний на зоне разыграть в карты принципиальную бабу-следователя, страшно поквитаться с ней после отсидки? И густого мужицкого мата, и вонючего табачного дыма, от которого у меня, некурящей, раскалывалась голова? А также красных, опухших после бессонных ночей глаз (без туши кажутся безресничными). А также элементарной невозможности сбегать по нужде в кустики, потому что дамской комнаты (леди-рум) для меня не приготовлено. А в кустиках ползают криминалисты, фоткают, собирают вещдоки в пакетики…

— У аппарата! — важно буркнула трубка Галиным голосом.

— На днях вы нашли мой японский зонтик, — грозно говорю я. — Не отпирайтесь, подследственная, верните его владелице — и я обещаю не возбуждать уголовного дела.

Грубый, плоский солдафонский юмор. И привычка с допросов: его нужно вести не в вопросительной, а в утвердительной форме.

— Ой, как остроумно. Нужен мне, как рыбке, твой зонтик, — фыркает Галя.

Мы с Галей друзья: те самые, которые познаются в беде. Когда я попала в трудную жизненную ситуацию, меня поддержала одна Галя. То есть тех, кто ахал и охал, причитал вокруг — их было предостаточно. Но вот давать мне, реально голодной — то продукты, то деньги, то взаймы, а то и безвозмездно… Позвать к себе в гости на горячий бульончик и свежеиспечённый мясной пирог — это только Галя. У той бульоны и мясные пироги не переводились даже в самые дефицитные, голодные годы.