Эдмонд Гамильтон - Обратная сторона Луны [сборник litres]

В тот воскресный октябрьский вечер, когда произошёл странный случай, закинувший Филипа Крейна в самую гущу невероятных приключений, его не томило никакое дурное предчувствие, Он позвонил в квартиру доктора Джона Мартина, просто потому что этот геолог и его дочь были единственными друзьями, которыми обзавёлся этот одинокий молодой инженер, с тех пор как приехал в Нью-Йорк.

Крейн всю жизнь был одинок. Частично это было вызвано его тайной, чем-то столь странным у него в голове, что это отделяло его от прочих людей. Частично, насколько он знал, причиной стала странная чужеродность в его внешности.

Вообще-то, в его высокой поджарой фигуре и худощавом смуглом лице не было ничего необычного. Но вот иссиня-чёрный оттенок его глаз вызывал у большинства людей какое-то странное беспокойство, да и волосы его отличались тем же иссиня-чёрным цветом.

Когда он сидел, как сейчас, рядом с доктором Мартином, глядя, как Кей Мартин и Скотт Фултон – рыжий пилот, танцевали под льющуюся из радиоприемника музыку, Крейн с тоской жалел, что не может присоединиться к веселью…

Внезапно льющаяся из радио музыка прекратилась и сменилась взволнованным голосом диктора.

– Леди и джентльмены, мы прерываем нашу программу для выпуска специального бюллетеня новостей.

– Что ещё случилось? – удивился Джон Мартин.

– Наверное, это очередной европейский кризис, – предположил Крейн.

– Чёрт побери, у нас всего минуту назад играл оркестр, – пожаловалась Кей Мартин. Разочарование было написано на её подвижном миловидном личике.

– Но, возможно, это важные новости, – заметил её отец. – Послушаем…

Голос диктора из радио теперь взволнованно частил:

– … и поэтому, похоже, упавший сегодня вечером метеор вовсе не метеор, а какого-то рода летающий предмет. Корабль из космоса? Это кажется невозможным, но может быть правдой. Мы продолжим держать вас в курсе новостей…

– Корабль из космоса? – поразилась Кей. – Полагаете…

– Вероятно, это какой-то розыгрыш, – высказался Джон Мартин, массивное лицо которого выглядело задумчивым. – Хотя мало вероятно… Ну и ну, Филип, что же в самом деле там случилось?

Филип Крейн словно окаменел. Его тёмные глаза расширились, и он уставился на радио, словно кролик на кобру. Внезапно он осознал это и расслабился, с дрожью вздохнув. Всё его тело трепетало.

– Филип, что случилось? – воскликнула Кей.

– Я… я не знаю, – в замешательстве ответил он. – Когда я услышал это объявление, то у меня возникло такое впечатление, словно я начал что-то вспоминать… что-то, что пытался вспомнить всю жизнь.

Все озадаченно уставились на него. И Крейн покраснел, но все его существо было переполнено странным волнением. Это объявление по радио… оно каким-то образом расшевелило, пробудило к жизни те тени в его разуме, что преследовали его с детства. Когда Крейн попытался успокоиться, по радио снова раздались взволнованные крики диктора:

– Конец летающего предмета раскрывается… из него вылезают какие-то твари! Твари из космоса! Они применяют странное оружие… Это вторжение! Инопланетное вторжение на Землю…

С уст Филипа Крейна сорвался дикий звенящий крик! Бычий рёв, совершенно не похожий на его обычный застенчивый голос. Теперь иссиня-чёрные глаза Филипа горели, а белое лицо сделалось жёстким, суровым лицом незнакомца. Всё его тело била дрожь, а кулаки сжались.

– Филип! – в ужасе воскликнула Кей.

Крик её словно разбил чары. Пылающее в расширившихся глазах безумие пропало. И он застыл, весь дрожа, с влажным от пота лбом и ошалелым взглядом. Кей схватила его за руку, на лице её отразилось горячее беспокойство. Скотт Фултон поражённо глядел на Крейна, а Джон Мартин встал из-за стола. На лице геолога читалось недоумение.

Внезапно раздавшийся по радио голос диктора разбил данную сцену, превратив её в банальность.

– Вы слушали нашу регулярную воскресную вечернюю пье…

– Пьеса! Я так и знал! – воскликнул Скотт Фултон. – Держу пари, у многих она вызвала настоящую панику.

– Филип, что, чёрт возьми, заставило тебя так закричать? – поинтересовалась Кей. – То, как ты взревел, то, как ты глядел горящими глазами и тряс кулаком! Ты словно ошалел.

Крейн уставился на них, казалось, душу его терзали неведомые призраки, он словно погрузился в бездонные бездны несчастья.

– Не знаю, что именно заставило меня так поступить, Кей, – прошептал он. – Если не… – Лицо его скривилось от внутренней, душевной боли. – Я боялся, всю свою жизнь, – невыразительно пробормотал он, – боялся, что у меня что-то неладно с психикой. А теперь это…

– Чушь! – с нажимом заявил Джон Мартин. – Ты просто позволил себе переволноваться из-за этого липового объявления по радио, Филип, и на мгновение потерял голову. Вот и всё.

– Вас ведь оно не заставило потерять голову, – тяжело напомнил Крейн. – Но я… я всегда страшился, что унаследовал одну странную психическую заразу.

– Ты хочешь сказать, что твои родители были ненормальными? – переспросил удивлённый геолог.

– Не совсем, – невыразительно ответил Крейн. – Хотя моего отца считали немного сумасшедшим. Видишь ли, он не знал, кто он такой. – Казалось, переполненные болью глаза Крейна обратили взгляд в далекое прошлое, когда он заговорил медленным, тяжёлым голосом. – Тридцать лет назад несколько охотников в канадских дебрях к югу от Гудзонова залива нашли бродящего по дебрям безумца. Человека великанского роста, голого, измотанного, оголодавшего, умирающего от тяжёлой раны на голове. Он ничего не знал, ничего не помнил – даже собственного имени, и не мог сказать ни слова ни на каком языке. Разум его был полностью чист, как у младенца… Его отвели на ближайший торговый пост, и тамошний священник позаботился о нём, научил его говорить по-английски и дал ему имя Джон Крейн. Со временем Джон Крейн переехал в Соединённые Штаты, женился и обзавёлся сыном – мною. Но он так никогда ничего и не вспомнил о своём прошлом. Умер он пять лет назад… Когда Филип Крейн закончил, в голосе его слышалась болезненная мука.

– Так что я много раз видел отца сидящим и уставившимся в никуда, пытающегося вспомнить. Но он не смог! Это было тенью, отбрасываемой на всю его жизнь. И это также было тенью, отбрасываемой и на мою жизнь. Потому что я страшился, что унаследовал отцовскую… странность. Я всегда почему-то чувствовал, что есть что-то важное, что мне следует помнить, и всё же вспомнить не мог. Иной раз, когда меня что-то взволнует, как этот розыгрыш по радио сегодня вечером, мне кажется, что я вот-вот это вспомню. И я никак не могу изгнать у себя из головы эти тени!