Томас Кенэлли - Дочери Марса

Он загасил сигарету, но окурок положил в карман френча. Значит, не брезглив. Кроме того, — она была в этом уверена — постыдился выбросить окурок в легендарное Средиземное море.

— Мне кажется, неплохая фамилия, — сказал он. — Я имею в виду, если добавить впереди «эн», получится одно из самых милых слов [12] Endurance — «выносливость», «упорство», «долготерпение» (англ.). . — И сразу понял, что с «милым» на ее вкус он явно хватил через край.

— Ладно, пусть не «милое», — признал он, — но по меньшей мере одно из самых важных.

Она улыбнулась. В конце концов речь шла о простой игре слов. Выносливость. Разумеется, ей уже такое говорили. И старый доктор Мэддокс отнюдь не единственный, кто обратил на это внимание. Фамилию ее обыгрывали и некоторые учителя, когда она не врубалась в математику или путалась в прибрежных реках Нового Южного Уэльса.

— Мне не слишком нравится носить девиз вместо фамилии, — призналась она. — Предпочла бы такую, которая не привлекает внимание.

— Вроде Кирнан, — сказал он и улыбнулся. — Распространенное ирландское имя. Не застревает в голове. В Австралии полно Кирнанов. Как и в Америке. Я имею в виду ирландские семьи. Но мой дед стал «Другом», я хочу сказать «Другом» с большой буквы, когда столкнулся с деятельностью квакеров на западе Ирландии.

Она промолчала. В Маклей квакеров не было.

— К нечестивому табаку, — сказал он, — я пристрастился только в Египте. Но я брошу. Слава богу, не стал пить. Там был сильнейший соблазн и вокруг ничего, кроме медицинского спирта, — не лучшее место, чтобы начать. Но иногда балансировал на грани. И я поражен. На «Архимеде» нет бренди. В этом рейсе. К следующему надо поднять градус. Знаю несколько парней, которым это необходимо.

Затем он отвернулся к морю и замолчал. Ему явно казалось, что он слишком разоткровенничался.

Чтобы просто поддержать разговор, ей пришло в голову сыграть в географическую игру, поскольку он сам упоминал про Мельбурнский университет. И она спросила, не из этого ли он сам города?

Как все жители Мельбурна, он поспешил подтвердить.

— Мельбурн, — кивнул он. — Саут-Ярра. Городской мальчик. Ни капли смелости. Вы выросли среди сильных людей. Бьюсь об заклад, вы из внутренних районов. Земля там не всегда щедро кормит, но учит своих детей стойкости.

— Все это городские разговоры, — сказала она. — Дойка коров не облагораживает. И фермеры, и их жены очень скоро начали бы жаловаться, если их хоть кто-нибудь стал слушать. Отсутствие департамента жалоб заставляет прикидываться стойкими. И старит народ. Саут-Ярра. Там хорошо? Широкие улицы? Деревья?

— Буковый лес, — сказал он. — И река рядом с домом.

— У нас тоже есть река. Но она разливается. А потому, в итоге, испытывает на прочность. Заставляет гнать скот на холмы. Заставляет лезть на крыши, бывает, и люди тонут. Испытание стихией просто не проходит, сержант. Выносливость!

— Поразительно, — проговорил он с совсем не квакерской интонацией. — Умеете вы ответить.

Она рассмеялась. Сказано будто об абсолютно другой девушке, подумалось ей. Поэтому она решила не увлекаться.

— А когда вы узнали об этих местах? Я имею в виду здешние.

— В школе, — сказал он.

— А вот мне, — проговорила она, — не довелось закончить школу. Последними были азы французского. И сумма квадратов катетов. Вот и все. А где же вы получили такую уйму знаний?

— Уйму знаний? Сильно сказано. Их могло бы быть и больше, не будь я таким клоуном лет в тринадцать-четырнадцать. Во мне все кипело. Отец винил дядю, который пил. Но тот был учителем классической филологии, замечательным человеком, великолепным игроком в крикет, все мальчики его обожали — ну, вам подобная история знакома. Он научил меня читать по-латыни и по-гречески. Вы знаете, я бился с ним, но в то же время любил. В греческом ленился, но упивался знанием алфавита, и он очень хорошо подходил в качестве шифра для записок, которыми я обменивался с другими озорниками. Так что я погружался в греческий мир. И вот мы в нем. Но мне и в голову не могло прийти, что на этом корабле будет твориться такое.

— А потом университет? — спросила она.

— Да, признаюсь, при условии, что вы не станете придавать этому слишком большое значение, ведь на борту полно врачей. Они получили высшее образование, кое-кто из больницы Гайс, Тринити или Эдинбурга. Ученость здесь недорого стоит. Для меня честь подносить воду — кипяченую, если удастся, а также носилки и белье.

— Но у вас дар вести людей за собой, сержант. Вам следует быть офицером.

— Офицером я не буду никогда, — возразил он, покачав головой. — Это идет вразрез с моими убеждениями.

Бросив взгляд на разливавшийся вокруг свет, а потом на часы, Кирнан откланялся. Однако своей болтовней и предупредительностью ему каким-то образом удалось вернуть ей то же самое чувство уверенности в себе, которое она ощущала, беседуя с лейтенантом Маклином у подножия пирамид.

Не превратился ли «Архимед» с его переполненными ранеными палубами, полами и коридорами в корабль стонов? Провианта явно не хватало, но молодые солдаты удивительным образом не жаловались. И многое для себя узнали — этого с лихвой хватало и чтобы впасть в отчаяние, и чтобы оставаться оптимистами.

Близ Александрии «Архимед» вышел из расстилавшейся над прозрачной водой дымки, и вдалеке открылась Восточная гавань с фортом Кайт-Бэй, подножие которого напоминало о былом могуществе. Через акваторию порта легендарный город виделся окутанным туманом. Незадолго до подхода, стоя на палубе, Салли не ощутила ни характерного для прибытии в конечный пункт волнения, ни обычного нетерпеливого желания сойти на берег и увидеть чудеса при дневном свете. Земля не манила великолепными белыми виллами и отелями.

Легкораненых устроили на затененной палубе по правому борту, где царила прохлада, если не холод. Некоторые, накинув на плечи одеяла, стояли у перил. Другие сидели, потягивая чай из эмалированных кружек, они казались болезненнее и бледнее и лишь немногие радовались прибытию. Несомненно, и они пережили шок. Лишились целости своих тел. В ранах, держа раненых в напряжении, вовсю орудовали бациллы.

Она снова спустилась в нижние палаты. Рядом с главной лестницей Наоми мыла солдата, другие тоже были заняты разными делами перед прибытием. Свара из-за очаровавшей хирургов Карлы Фрейд утихла, и все, даже Леонора, решили списать ее на внезапно обрушившиеся события и усталость. Онора, казалось, забыла о своей злости.

Глядя на Наоми, Салли видела, как та изменилась. Впервые в жизни на ее лице проступило уныние. Теперь Салли ей уже не завидовала. Сортировка раненых в первую ночь будто волной смыла с нее былые приглаженность и всезнайство. Доводилось ли ей хоть раз сталкиваться в больнице «Ройял Принс Альфред» с ранением винтовочной пулей? Маловероятно.