Надежда Нелидова - 12 часиков [сборник]

Однажды был случай, о нём долго рассказывали. Жених – то есть уже молодой муж, после брачной ночи, разделся до исподнего и сиганул в пруд. Доплыл до середины, вдруг выскочил из воды как рыбой укушенный. Выкрикнул что-то – и ушёл в воду с головой. Выловили тело только к вечеру.

Старые люди объясняли: мол, пригожего парня утянули на дно игривые девки-водяницы. Всем же известно: в местах, где ключи впадают в пруд, любят гнездиться водяницы. А сельский учитель сказал, что водяницы – это предрассудки и суеверие. Что там, где бьют ключи – нагретая и ледяная подземная вода не успевают смешиваться. Вот от разницы температур у бедняги и свело ноги судорогой.

А ещё шёпотом рассказывали, что любимая невеста оказалась неверна своему суженому – и жить с этой мыслью ему показалось невыносимым…

Вот она, лежащая ниц, вся в рубцах величественная старая колода, перевидавшая на своём веку столько свадеб, игрищ и… полосканий. В ней Еленка вот этими самыми руками, только маленькими и в цыпках, возила, плюхала тяжёлое бельё. Уже тогда колода имела весьма почтенный возраст. Сколько же ей сегодня лет?!

Давно-давно унесло ветром лиственничное семечко, проклюнулся росток. Наливался соками, тянулся к солнцу и не ведал, какая судьба ему уготована. Дерево выросло, возмужало, его срубили. Безымянный мастер вырубил, выдолбил из могучего ствола длинное глубокое корытино. У лиственницы удивительное свойство: чем больше соприкасается с водой, тем твёрже и прочнее становится. Железное дерево, и огонь его не возьмёт.

К счастью, окрестные музейщики-краеведы пока не прознали о наличии под боком такого раритетного сокровища. Иначе давно бы умыкнули и сделали истинным украшением своих музейных залов. А Еленка им ничего и не скажет.

…Сегодня здесь тишина. Селянки изредка придут, расстелют синтетические ковры и дорожки, потюкают дощечкой (вальки уже не сохранились), пошоркают щётками в воде.

Да ещё местные алчущие души устроили подальше от нескромных взглядов тихий приют. В торце колоды народный натюрморт: огрызок огурца, скорлупа от облупленных крутых яиц, пустой аптечный пузырёк с этикеткой «Этиловый спирт 80-процентный». Удобно: разлили, разбавили студёной водицей, прикорнули в прохладе.

Раньше жизнь у ключа била ключом. На полоскание выстраивалась очередь – это был своеобразный женский клуб.

Это нынче: покидал три кг сухого белья в «Индезит» или «Занусси», захлопнул окошко-иллюминатор. Оно там крутится-вертится. Спросит муж:

– Чего делаешь?

А ты, лёжа на диване, оскорблённо:

– Разве не видишь? Стираю.

Через два часа вынимаешь всё чистое и сухое.

А тогда… О, это было целое искусство, трудоёмкий, почти ритуальный процесс омовения белья. Семье Еленки повезло: у них была редкая по тем временам стиральная машинка. При включении она скакала как мустанг и плевалась из-под крышки горячей пеной.

Вот, скажем, одна такая большая стирка, обычно на другой день после банного. Сначала отбиралось белое: простыни, пододеяльники, наволочки, перед праздниками – тюлевые занавески. Потом цветное: платья, рубашки, халаты, полотенца. В последнюю очередь чёрное: штаны, носки, куртки. Мама сортировала кучи, замачивала во всех имевшихся в доме корытах и тазах. Всю ночь это добро мокло в скользкой мыльной воде.

Утром его, разопревшее, по очереди закладывали в машину. Маленькие братишки вставали на табуреты и на цыпочки и, держась за вздрагивающие края, наблюдали, как, всплёскивая, бешено крутится бельё в горячей воде.

В печи гудела, дымилась вёдерная кастрюля: по мере стирки добавлять кипяточку. К машине прилагались специальные деревянные щипцы: чтобы не ошпарить рук, поправляя, распутывая горячее бельё, вызволяя мелочь, забившуюся в пододеяльник.

Однажды мама опрокинула себе на ногу кастрюлю, всю кухню заволокло паром. Мама запричитала и заплакала от боли.

А Еленке показалось – она так смеётся. Засмеялась тоже, но увидела искажённое, залитое слезами мамино лицо… Вздувавшиеся на глазах пузыри на маминой ноге – без перехода заревела басом как гудок. Мама потом месяц лежала в больнице.

Постиранное бельё пропускали сквозь тугие резиновые валики. Братья крутили ручку, старшая дочь и мамина помощница Еленка закладывала вещи. Тут главное, чтобы пальцы не утянуло между валиков: мгновенно косточки расплющит.

Обратно в бак устремлялись потоки серой мутной воды, а бельишко лентой выползало с другой стороны и шмякалось в подставленную крышку: плоское, почти насухо выжатое. Зато Еленка и братья после этой процедуры были в воде с головы до ног: самих хоть пропускай через валики. А-а, а говорят, ужастиков тогда не было.

Постельное бельё загружалось в выварку. Кипятилось, ходило в котле, чмокая, вздуваясь белыми клокочущими пузырями в клубах пара. Мама храбро помешивала пышное белое варево деревянной палкой: эта операция Еленке пока не доверялась. Затем оно на часок-другой погружалось в воду с синькой или разведёнными чернилами.

Наверно, можно было выполоскать в той же стиральной машинке – кстати, так некоторые хозяйки и поступали. Но как тогда оно приобретёт свежесть и ослепительную белизну, которые получаются только от ключевой воды?

Да и откуда напасти столько воды? Притащить десятки вёдер колодезной, после выплеснуть столько же грязной… Канализация-то была только в сельской школе.

Даже в садике малыши ходили в обычный нужник с выгребной ямой, только тёплый. Три отверстия в полу с деревянными круглыми крышками-затычками. В крышках ручки (кстати, в Еленкином будущем музее такие тоже неплохо бы иметь для прикола).

Однажды мальчики-озорники из старшей группы взяли и перевернули крышки ручками вниз! Шуму было! Взрослые дознавались, кто нахулиганил. А у мальчишек было просто развито чувство юмора.

Мама с Еленкой ходили на ключ под гору, это в километре от села. Папа подтаскивал на коромысле тяжёлые корзины с постиранным бельём и уносил с выполосканным. Нередко приходилось стоять в долгой очереди: не они одни такие на селе чистюли, не одна их семья многодетная. Оставляли корзины и смело уходили домой часа на два-три. Братишки бегали и смотрели: не подошёл ли их черёд.

Бельё расстилали в прозрачнейшей стеклянной воде, в нашей старой знакомой колоде, заросшей по наружным краям изумрудной зеленью. Чтобы изгнать остатки ядовитого порошка, Еленка усердно ворочала и тюкала бельё деревянным вальком. Шлёп-шлёп, тюк-тюк.

Тут важно, чтобы поселившаяся на бортиках обманчиво нежная зелёная слизь не коснулась белого белья. Тогда всё, тогда в жизнь эту зелень не выведешь.

В дне колоды было прорублено сливное отверстие. Оно неплотно затыкалось деревяшкой, выточенной в форме бутылки или колотушки, от воды приобретающей мраморные разводы. Тоже, кстати, достойнейший предмет для музея. Мастер-виртуоз так приспосабливал затычку, чтобы вода всегда была проточной. Чтобы наполняла колоду, но не перетекала через край.