Надежда Нелидова - 12 часиков [сборник]

После того как её муж утонул, она сама многое бы дала, чтобы в её семье появилась лишняя пара рук. Ещё её простодушно удивляет, как их посёлок, в котором преобладают старые женщины, способен круглый год кормить вкусной белой рыбой этих здоровых, по всему видно, потребляющих много хорошей пищи людей…

Ведь точно такие же усталые немолодые женщины работают на полях в соседних деревнях, выращивают картошку, хлеб…

Но особо размышлять и дивиться некогда – ей нужно успеть в центральный Универмаг, где есть отличный отдел. Там продаются хорошие рыболовные снасти – не то, что гнильё и ржавчина, которые пытается всучить хозяин приезжей лавочки.

Потом – в скобяную лавку. И нужно успеть к автобусу – билеты на обратный рейс лежат у неё в нагрудном кармане, надёжно заколотые булавкой.

Другое дело – дети. Правда, они уже устали оглядываться вокруг и тайно восхищаться крутящимися зеркальными дверями, манекенами в витринах – совсем как живые люди. Девочка, увидев их впервые в жизни, вскрикнула от неожиданности…

Ещё её привлекают лотки с нарядными яркими блестящими фруктами. Как они, должно быть, сказочно вкусны и сочны! Только однажды, на её памяти, вернувшись из города, мать привезла детям лакомство. Девочка раздёрнула «молнию» на кирзовой сумке и разочарованно вздохнула: сумка была до краёв полна мелкими сморщенными, как на посадку, картошками.

– Мама, зачем ты привезла из города столько мелкой картошки?

– Это не картошка, дочь, а грецкие орехи.

Целых два месяца они с братом лакомились сытными маслянистыми ядрышками: каждому по три штучки в день. Мать попробовала и помотала головой:

– Не, невкусно! Ешьте сами.

Но девочка видела, как мать, прищурившись от удовольствия, долго катала во рту сладкие ореховые внутренности…

Детей поражает великолепная и бесстыдная одежда прохожих, их красивый выговор, странное непринуждённое поведение. Дети устали, они мокрые как мышата, дышат открытыми ртами. Им жарко, тесно и неудобно в той одежде, в которую вырядила их мать, желая одеть богато и прилично, на зависть всем.

Мальчик старше. Ему стыдно за глупый неуместный школьный костюм в такую жару, за ботинки, за короткие мятые брюки, за красные носки на ногах. Он идёт быстро, стиснув зубы и глядя под ноги. Девочка тоже страдает в тесных туфлях, ей неудобно в колючей шерстяной кофте с мокрыми от пота подмышками.

Мальчику кажется, что все встречные шарахаются, стараются брезгливо не задеть их. Ему стыдно за мать, такую маленькую и стремительно бегущую, что, кажется, она вот-вот врежется в живот прохожего. Стыдно за старую скукожившуюся сумку с рисом, за выглядывающие из карманов катушки, за авоську с вонючим мылом.

Какая-то добрая пожилая женщина участливо объясняет, что до Универмага гораздо быстрее добраться на метро, но мать боится метро.

Наконец, они в Универмаге. В отделе с рыболовными снастями не протолкнуться. Мать оставляет детей у прохладной гладкой белой колонны. Наказывает: «Стерегите хорошенько, не своровали бы». Она выходит через полчаса с пылающим от волнения лицом, донельзя довольная. Улыбается, утирает концом платка лицо, в руках несёт пакеты и коробочки.

И в другом отделе она оставляет их у кассы с тем же наказом. Её надежды оправдались: здесь есть всё, что ей нужно, и по очень дешёвой цене. Она возбуждена.

Мальчик с девочкой, переминаясь, тоскливо исподлобья поглядывают на очередь. Они видят большую тётку с глянцевыми, мелко вьющимися, как в срамных местах, волосами, поднятыми скрученной косынкой, с усиками над губой, с толстыми жабьими бело-розовыми руками, на которых у подмышек от тугих вырезов образовались жирные трясучие, как студень, складки. Тётка вдруг оборачивается и грозно кричит на мать. Дети с ужасом и невыносимой болью видят, как их всегда гордая прямая мать виновато съёживается, становится суше и меньше одной моложавой тёткиной руки.

Дети готовы провалиться сквозь мраморный пол. Им кажется, все вокруг знают, что безответная смуглая женщина – их мать. И знают, с каким наказом она их здесь оставила. Хотя все оставляют в белых шкафчиках свои нарядные сумки, разбирают проволочные корзинки и тележки. А мать трясётся над старой кирзовой сумкой.

Дети боятся взглянуть в сторону кассирши. Им кажется, что она тоже посматривает на них подозрительно, что они стоят в неположенном месте, и вот-вот прогонит их.

Почему так съёжилась и состарилась мать, думает мальчик. Почему её обычно спокойное маловыразительное широкое лицо сморщено противно, как у китайца? Почему знакомый пиджак в полоску, который мать надевает в праздники и прикалывает медаль, здесь кажется таким бедным и старым?

Почему она совсем не похожа на ту, привычную, строгую невозмутимую женщину, всеми уважаемую в Озерках, которой уважительно кланяются, к которой приходят за советом? У неё сильные твёрдые мужские руки. Вздуваясь жилами, они вытаскивают сети с бьющимися серебряными рыбами. Они не узнают матери.

Покупки сделаны, все идут дальше. Дети хотят пить – жара точно с ума сошла. Мать решается дать им по сморщенному кислому домашнему яблочку. Поглядывая из-под ладони на солнце, уговаривает: «Погодите, вот сейчас дойдём».

Наконец, она облюбовывает газончик за автовокзалом, у плетёной алюминиевой оградки. Расстилает в тени газетку, вынимает взятые из дому хлеб, бутылку молока, вяленую рыбу, яйца. Двуперстно крестится, шепчет молитву.

Мальчик хмуро отодвигает хлеб и рыбу. Ему снова кажется, что все проходящие оглядываются на них и насмешливо улыбаются. Неужели мать не видит, что на них смотрит человек с метлой, что в любую минуту их может прогнать полицейский?

Мать не понимает состояния сына. Добродушно удивляется: «Ты что, не проголодался?» Запрокинув голову, спокойными крупными глотками пьёт молоко, утирает губы. «На, Лидка», – протягивает девочке. Облупливает яйцо, отделяет мякоть рыбы от костей, невозмутимо ест. Свободной рукой раскладывает на траве покупки и подсчитывает вслух расходы.

Мальчик сидит, угрюмо отвернувшись. В эту минуту ему не хочется видеть мать. Но, наконец, и эта пытка кончена. Мать начинает собираться. В это время к ним подходит дворник. Но он не бранится и не гонит их, а лишь предупреждает, чтобы женщина с детьми поторапливалась. Может подойти дежурный по автовокзалу и оштрафовать их.

Они внутри вокзала. Рядом с ними в красных пластиковых креслах сидят молодая женщина с девочкой лет пяти. На девочке белые шортики и красная маечка, в руке большой очищенный апельсин. Подбородок её залит жёлтым сладким соком. Девочка не ест, а играет: пускает пузыри, перекатывает во рту измученную раздавленную дольку, выплёвывает:

– Не хочу-у…