Анатолий Курчаткин - Потрет женщины в разные годы

– Это кронштейнов необходимых нет, – отпуская его, сказал Евгений Анатольевич.

Виктор Витальевич посмотрел на Евгения Анатольевича с недоумением.

– Каких кронштейнов?

– Раковину установить. – Евгений Анатольевич, отвечая, словно бы винился. – Под старой кронштейны двадцать семь сантиметров, а под эту нужно тридцать два.

Виктор Витальевич сообразил наконец о чем речь.

– Это мужика в доме нет, а не кронштейнов, – сказал он.

– Это вы напрасно про мужика… – теперь Евгений Анатольевич как бы оправдывался. – Эти кронштейны большой дефицит. Их и в магазинах не бывает, и на стройках они – каждый на учете.

Как о чем-то весьма основательно изученном сказал он о магазинах и стройках.

– Вот так! За все в жизни приходится расплачиваться. – В голосе Виктора Витальевича была глубокомысленная ирония.

Евгений Анатольевич не успел ответить ему – в прихожей зазвенел звонок.

– Лида! – позвал ее открыть дверь Виктор Витальевич.

Но она уже шла и сама.

Виктор Витальевич двинулся в прихожую следом за ней.

– Ну, наконец-то! – воскликнул он, увидев в дверях Нину Елизаровну с Аней. – Ладно, у меня здесь компания составилась, а так бы хоть в петлю от тоски!

– Здравствуй! – с утомленностью ответила ему Нина Елизаровна. – Какая такая компания? – И увидела за плечом своего бывшего мужа, там, в комнате, Евгения Анатольевича. – Вы? – изумленно, не веря себе, проговорила она.

– Д-да… я так подумал… я пришел… я решил, что… – сбиваясь, забормотал Евгений Анатольевич, не смея выйти из комнаты в прихожую.

– И очень не ко времени. – Голос Нины Елизаровны был холодно-тяжел, не лед, а остылый камень. – Просто очень.

– Н-но я… я так понимаю… – заволновался Евгений Анатольевич, – может быть, я посижу… подожду… у меня есть время…

– Да. Посидите. Подождите. Пойдите на кухню. – Он дернулся к двери, и Нина Елизаровна увидела на обеденном столе в комнате вазы с цветами и яблоками да еще и бутылку коньяка. – И заберите с собой это, – приказала она, – это сейчас совершенно ни к чему!

– Да, да… хорошо. Конечно, – ответил Евгений Анатольевич.

Он взял со стола бутылку, поколебавшись мгновение, цветы с яблоками оставил и как-то боком, боком вылез из дверей в прихожую, и так же боком, молча протиснулся мимо всех на кухню.

– Это еще кто такой? – провожая его взглядом, спросила Аня.

Нина Елизаровна с резкостью оборвала ее:

– У тебя сейчас вообще ни на какие вопросы нет права! Ты только отвечать можешь!

– Ой, мама, только не в таком трагическом тоне! – в голосе Ани было как раз одно лишь это право – не чувствовать за собой никакой вины.

– А в каком можно еще?! В каком? – с истерическим гневом закричала Нина Елизаровна. – Допрыгалась! Добегалась!.. – Она заплакала и сквозь плач, утирая рукой бегущие слезы, сказала Виктору, Витальевичу, словно бы обвиняя его: – Ей тюрьма грозит. Она воровка. Мы только что от следователя. Я позвала тебя, думала – все до следствия остановить, а тут звонок, и требуют приехать прямо немедленно…

– А нечего было ехать, подумаешь – требовали! – вставилась Аня.

Слезы у Нины Елизаровны вмиг высохли.

– Прекрати! Сейчас же! – снова закричала она. – Чтобы ни слова больше! Ты уже отговорилась!..

Лида взяла Аню за плечи и повлекла ее на кухню.

– Пойди, побудь там. Так будет лучше. Поставь чайник. Пойди.

Аня благоразумно не сопротивлялась ей. Лида передала сестру на попечение Евгения Анатольевича, наказав, ей одновременно занимать гостя, и вернулась к матери с Виктором Витальевичем. Они уже были в комнате, сидели напротив друг друга за обеденным столом, и Виктор Витальевич был весь подобран и напряжен. С лица его даже смыло обычную печать преуспеяния.

– Так-так-так… – прибарабанивая большими пальцами лежащих на столе рук, говорил он, когда Лида вошла в комнату. И попросил Нину Елизаровну: – Ну-ка все по порядку.

Лида отодвинула от стола еще один стул и тоже села.

– Да. Именно. По порядку. – Нина Елизаровна волновалась и старалась взять себя в руки. – Значит, так… У нее украли джинсы. История, в общем, совершенно нелепая… Есть у нее подруга, Светка такая. Заманила в какой-то подъезд, у каких-то парней будто бы есть джинсы – обменяться. Ее, этой дурищи, джинсы забрали, а сама она ничего не получила, осталась там в этом подъезде в одних трусиках. И вот она в отместку заявилась к этой Светке, когда той не было дома, сказала ее матери, что Светка брала у нее джинсы, пошла копаться в ее вещах, своих джинсов, конечно, не нашла, но прихватила Светкины. Светка вернулась, мать ей, конечно, все рассказала, все выяснилось, и они побежали в милицию…

– Так, все ясно, – сказал Виктор Витальевич. – Все, вполне… детали какие-нибудь существенные, ничего не упустила?

Лида глянула на мать – Нина Елизаровна в ответ на вопрос Виктора Витальевича пожала плечами: да вроде ничего не упустила.

– Тогда… в тот день, – с неуверенностью проговорила Лида, переводя взгляд на Виктора Витальевича, – когда ее с джинсами обманули, она в милицию попала…

Нина Елизаровна оборвала Лиду:

– Это не обязательно.

– Что-что? – подался к Лиде Виктор Витальевич. – В милицию? – И откинулся на спинку стула. – Нет, это обязательно!

Нина Елизаровна с досадой посмотрела на Лиду, укорила ее взглядом: что ты влезешь всегда!

– Да ну, глупость там… боже мой! – сказала она с неохотой. – Ну, осталась она в одних трусах, а надо же как-то домой… постучалась в квартиру, а те испугались, позвонили… я ничего и не знала об этом. Вон, – кивнула она на Лиду, – с ней поделилась, а мне ни слова. Если б я знала, то ничего бы не случилось больше, не допустила бы!

– Что ты говоришь, как бы ты не допустила! – отозвалась Лида.

– В милицию ее забрали – не обязательно!.. – Весь вид Виктора Витальевича выражал возмущение. – Ничего себе – не обязательно! Позвала меня выручать и такое утаить хотела! Вот оно, вечное твое желание казаться лучше, чем ты есть.

По лицу Нины Елизаровны пробежала гримаса неприязни.

– Ой, ну не мелочись сейчас. А ты, как всегда, словно баба, мелочишься!

– Я же не знаю, что еще существенное вы от меня утаиваете! – В голосе Виктора Витальевича чувствовалась уязвленностъ. – Почему вообще нельзя было по телефону мне рассказать все это?

– Это не телефонный разговор! – с резкостью ответила Нина Елизаровна.

– Что тут нетелефонного?! Что? Ничего! Все та же вечная твоя игра в значительность. Речь о судьбе дочери, а она все играет! Рассказала бы мне по телефону – может, и сегодняшнего вызова уже не было бы. А теперь протокол имеется…

Нина Елизаровна прервала его.

– В конце концов, она точно такая же твоя дочь, как моя! И ты за нее так же в ответе! И нечего сейчас обсуждать меня. Сам хорош. Это ты меня бросил, не я. Это я тебе могу предъявлять счет, не ты!