Анатолий Курчаткин - Потрет женщины в разные годы

Марина уже не смеялась.

– Так Светка, эта, она же с ними, с этими парнями вместе, это же ясно!

– Как божий день ясно. И этой дурочке тоже ясно уже. Говорили ей с матерью не водиться со Светкой, – нет, Светка то достать может, это может… Светка ее бросила там в подъезде! Поохала с ней, поахала две минуты и говорит: ну, ты иди по квартирам постучись, попроси под паспорт что-нибудь надеть, а мне уходить надо. И ушла. Тогда Анька и поняла. Но делать нечего, пошла стучаться. Да нарвалась на каких-то, как они ее увидели, а видок – сама представляешь, так и вызвали по телефону…

– Представляю! Нет, представляю! – Марина снова была не в силах сдержать смех.

Стукнула закрывшимся замком входная дверь. Аня в прихожей прошелестела курткой, снимая ее, и появилась в комнате.

– Слушай, – сказала ей Марина, – мне Лида тут все рассказала. Повеселила ты, наверно, милицию… Заявление-то хоть на Светку эту свою написала?

Аня снова плюхнулась на диван.

– Вам бы так повеселить, как я повеселила. Узнали бы, что это такое.

– Аня! Ты! Ты сама и только сама, только одна, и никто больше, виновата во всем! – Лида говорила отчитывающе и моляще одновременно. – И это тебе должно быть уроком! И не надо поэтому быть такой агрессивной!

Марина подошла к Ане, села рядом, приобняла ее.

– Анечка, да неужели ты подумала, что я над тобой смеюсь? Очень сочувствую. Что ты!

Аня молчала какое-то время. Потом лицо ее все перекривилось в злой усмешке, и она тряхнула головой.

– Светке я покажу! Я ей отомщу, она запомнит!.. Что толку от моего заявления? Написала, конечно. Она скажет, что ничего не было, что я на нее по злобе… и все! Все заявление. Я ей сама покажу, я знаю как!

– Аня! Никаких покажу! Аня!.. – Интонации Лидиного голоса были все так же отчитывающе-молящи. – Ты сегодня получила урок, и он должен стать последним. Ты должна понять, что вся эта твоя погоня за всеми этими мелкими жизненными удовольствиями вроде джинсов, компаний, кафе… в этом нет смысла. Никакого, абсолютно! Смысл – это всегда что-то, что можно объяснить, выразить словами, а тут – пустота… бессмыслица! Счастье. жизни – чтобы иметь смысл ее, а из бессмыслицы никогда не будет никакого счастья!

Лицо у Ани по мере того, как Лида с жаром и убежденностью говорила все это, приобретало более и более презрительное выражение.

– У тебя-то у самой – много смысла? – сказала она сестре, когда та закончила. И глянула на Марину: – У обеих! С высшим образованием обе, педагогини! А чего в школе не работаете? Чего лаборантками какими-то? Зачем учились? Бумажка та, бумажка эта… то же, что у меня, только побольше получаете!

Начала Аня чуть повышенным тоном, но пока говорила, все распалялась и распалялась и кончила уже совсем криком.

Она умолкла, выкричавшись, и наступило молчание. Прервала это молчание Марина.

– Разве, Аня, дело в работе? – проговорила она резко. – Лида не это имела в виду.

Лида как бы очнулась от звука Марининого голоса. Подошла к дивану, села подле Ани с другой. стороны и положила ей руку на голову.

– Я была, как ты, а тебе было всего шесть… – сказала она с неожиданной мягкостью и нежностью. – Ты такой прелестной девочкой была. Я за тобой ходила в детский сад, и мы с тобой шли, потом домой… И моя рука до сих пор помнит твою руку в ней…

– Лида! Лидуня! – со всхлипом бросилась к Лиде на грудь Аня. – Милая моя!.. Так хочется быть счастливой! Так хочется! Милая! Ну, почему, почему?!

Ее трясли рыдания, и каждое слово давалось ей с великим трудом.

– Что «почему»? – со счастливой улыбкой спросила Лида.

– Почему никак, никак… хочешь и не можешь… невозможно понять, что оно!

Едва ли Ане нужен был сейчас ответ, и Лида, гладя ее по голове, не ответила.

На журнальном столе зазвонил телефон.

– Ой! – вспомнила Лида. И посмотрела на Марину. – Андрей приходил? – Приходил… – с непонятной интонацией отозвалась Марина.

– И уже ушел?

– Время у него было очень ограничено.

– А-а… – погасшим голосом протянула Лида. К телефону как хозяйке следовало подойти ей, и она осторожным движением отстранила Аню от себя и поднялась. – Алле! – сняла она трубку.

– Я забыла сказать: тебе отец звонил, – вставила Марина.

Лида кивнула ей, что услышала. И сказала в трубку:

– Здравствуй, папа. Передали, да. Что узнали – не говорили, нет. – Она послушала отца и улыбнулась. Разговор с ним мало-помалу оживлял ее. – Ну что ж! Почему бы ей тебя и не узнать? Твой голос, наверно, пол-Советского Союза узнало бы. – И теперь не улыбнулась, а уже засмеялась: – Ой, а ты тщеславный, пап. Ой, какой тщеславный!.. Ладно, я прощаю. В следующую среду, я поняла. Обязательно буду. Непременно. Можешь не сомневаться. В любом случае. До свидания, родной. – Положила трубку и объявила Марине с Аней: – Требует меня на сдачу их нового спектакля. – В голосе ее билось счастье.

– В среду? – спросила Марина. – Но ведь вы же во вторник уезжаете с Палычем.

Лида развела руками.

– Придется менять билеты. Я не могу не пойти. Я у него на этих сдачах как амулет. Не будет меня – он провалится. Он верит в это.

– Но ведь это бред. При чем здесь ты? И потом он такой актер…

Аня перебила Марину:

– Да она сама в это верит. Она с семи лет, еще до моего рождения, на эти сдачи ходит. Когда он еще «кушать подано» говорил и больше ничего.

– Два дня своего счастья теряешь… – сказала Марина Лиде с тою же непонятной интонацией, как тогда, когда сообщала ей, что Андрей был и ушел.

Лида не поняла этой ее интонации.

– Мариночка! Ну зачем ты?

– Маме не говори ничего, – попросила Лиду с дивана Аня. Она уже успокоилась, отмякла, слезы у нее высохли. – А то поднимет хай – выше крыши.

– Аня! – голосом укорила ее Лида. – Я прошу тебя, не употребляй таких слов,

– Ну, не говори, ладно? – уступая сестре, снова попросила Аня.

Лида подошла к ней и с нежностью вновь положила руку ей на голову.

– Ладно, ладно… – И повернулась к столу. – Кофе здесь, по-моему, уже вроде пережитка. Пора и за ужин.

– Ой! – вскочила с дивана Аня. – Меня сегодня научили, я вам сейчас такие бутерброды с сыром сварганю!

Она бросилась к столу, схватила кофейник, собрала чашки, чтобы отнести на кухню, переступила ногами, разворачиваясь, и запнулась о раковину, и со всего маху упала. Чашки веером вылетели у нее из рук и звонко, одна за другой, раскололась на десятки осколков, кофейник ударился с глухим звяком, крышка с него соскочила, и кофе выплеснулся на пол длинным черным языком.

Лида с Мариной кинулись к Ане и подняли ее.

– Не ушиблась? – испуганно спросила Лида.

– Ушиблась, конечно! – Аня недовольно высвободилась из их рук. – Что эту проклятую раковину не поставили? – посмотрела она на сестру. – Ты же вызывала слесаря. – Подняла кофейник, подобрала самые крупные осколки, перешагнула через кофейную лужу и заковыляла к двери. – Покажу я этой Светке, покажу… – на ходу со злостью проговорила она. – Будет знать у меня.