Анатолий Курчаткин - Потрет женщины в разные годы

– Лучше всего в альпинисты, Миша, – сказал Андрей Павлович. – Раз спрашиваете, то вот вам, на основе моего опыта: в альпинисты. Полная свобода действий. Никто тебя не заставляет. Хочешь – и лезешь. А сколько впечатлений! Будь я молод – только бы в альпинисты подался.

– Но ведь альпинисты… – Миша не был уверен, прав ли он, – это же на общественных началах?

– Как? А, да, на общественных, безусловно.

– Ну, это смешно тогда. Хотя и не очень. Я Вашим мнением всерьез интересуюсь, а вы шутки шутите…

Андрей Павлович издал странный звук, похожий на мычание. То ли сдерживал смех, то ли выразил таким образом свою досаду.

– Простите, Миша, – сказал он. – Я не прав. Я как-то… Мне кажется, если вполне серьезно, то лучше всего в проводники. Что касается лиц – ни один ресторан по количеству не сравнится. И по качеству, откровенно говоря, тоже. С чаевыми там, конечно, неважно, разве что бутылки сшибать… но умная голова узкое место всегда найдет. В пункте «А», откуда выезжаешь, дефицит женских лифчиков, а в пункте «Б», куда прибываешь, лифчиков полное изобилие. Или наоборот. Или не лифчиков, а чая. Или не чая, а прищепок для белья. А можно постараться на международную линию попасть. Берлин, Варшава, Прага, Бухарест… А? Это уже вообще на порядок выше.

Миша глядел на Андрея Павловича настороженно и с сомнением.

– Это вообще очень интересно, это вот, о проводниках. Не думал никогда как-то… Хотя едва ли. – По мере их разговора с Андреем Павловичем он становился все более и более уверенным в себе, и сейчас эта уверенность перешла даже в некоторую развязность. – Проводник – это ведь все разъезды. Все в дороге, дома только оклематься. А я женюсь скоро. Так что едва ли. Зачем жену оставлять дома одну? Это соблазн. А я хочу, чтобы семья была семьей, Вот я, вот она, и никакого зазора между нами.

– Одна-ако!.. – протянул Андрей Павлович – точно так же, как несколько минут назад, когда не нашелся что ответить Марине на ее слова, отыщется ли у него время для нее. – Это на ком вы собираетесь жениться? На Ане?

– Я здесь сижу, ее жду. Если бы не на ней, разве бы я стал говорить?

– И что, у вас уже твердый уговор?

– Нет, – ответил как отрезал Миша. – Я еще ей не предлагал. Я сегодня ночью решил.

– И так уверены, что согласится?

– А чего ж нет. Все они хотят. А она ко мне… да я с ней все, что захочу, могу – так она. Только пока не допускал себя. Если б не жениться, тогда бы можно, а так – попридержусь. Потом слаще будет.

– Одна-ако! Однако!.. – Андрей Павлович был в неподдельном изумлении. – Ну, вы настоящий феномен, Миша!

– Я не дурак просто, я жизнь понимаю. У меня отец ходоком был, ни одной юбки пропустить не мог. Наслушался я ора с мальства, насмотрелся… что, хорошее у него житье было? Ни себе, ни матери, ни нам. Нет, уж я женюсь – так чтоб семья. А если она куда в сторону, так я уж…

– Так я уж здесь! – перебил его речь Маринин возглас. Это она, с чашками и с кофейником в руках, быстрым бесшумным шагом вошла в комнату. – Что, про баб разговор? – поставила она кофейник с чашками на стол. – Не знала ни одной мужской компании, в которой разговор в конце концов не скатывался бы на баб.

– Мариночка! – разом перестраиваясь на нее, воскликнул Андрей Павлович. – А разве в женской не так же?

– Конечно, нет. В женской – на мужиков.

Миша засмеялся. С той развязностью, что прорезалась в нем, пока разговаривал с Андреем Павловичем.

– Все одинаковы!

– Одинаковы, Мишенька, – сказала Марина, – те, кто одинаковы.

Теперь, довольный Марининым ответом, захохотал Андрей Павлович.

– Это вы в смысле, что все-таки не похожи? – помолчав, спросил Миша.

– Не похожи, не похожи, – тоже смеясь, согласилась Марина. – Мужчины ведь, если сбоку посмотреть, это что? Черт-те что и сбоку бантик. А женщины? Тоже черт-те что, но без бантика.

– Перестань пошлить, Марина, – с ленцой, еще не остыв от смеха, сказал Андрей Павлович.

– А что? Что такого? Разве неправда? – быстрым движением Марина подсела к столу и прижалась щекой к лежащим на столе рукам Андрея Павловича. Протекло долгое, бесконечное мгновение, и Марина подняла голову, посмотрела на Андрея Павловича сияющими глазами. – Я не пошлю, я иронизирую. Это разные вещи. Кто пошлит, тот пошляк, а кто иронизирует – страдающая личность.

Андрей Павлович, едва Марина подняла голову, спешно убрал руки со стола.

– Это отчего ты страдаешь?

Марина, не отрывая глаз, глядела на него.

– От неразделенной любви.

Андрей Павлович подыграл ей:

– Ко мне, что ли, Мариночка?

– Ой, какие вы, мужчины, глухие! – с силой воскликнула Марина. – Какие глухие, слепые!

Миша в этот момент посмотрел на часы и так и вскинулся.

– Половина седьмого! Все уже, не успеем!

– Слушай, Мариночка, – воскликнул Андрей Павлович. – Смех смехом, но ведь я горю уже синим пламенем. Когда она будет?

Марина повела плечом.

– Странно ты себя ведешь. Тебе назначено свидание… или что, более важное к себе требует?

– Да, всю жизнь со свидания на свидание так и бегаю. Как Дон Жуан.

– Ну что ты, какой ты Дон Жуан… – с ласковой небрежностью отозвалась Марина.

Андрей Павлович поднялся.

– Нет, надо мне убегать.

– Подожди! – Марина вскочила со своего места, бросилась к шкафу, достала из него то самое прозрачное маркизетовое платье, которое Лида хотела показать ему, из-за которого и позвала сегодня. – Подожди, – приказала она еще раз, выбегая из комнаты, переоделась на кухне и, ступая своевольной походкой модели на подиуме, вернулась обратно. – Вот гляди, видишь? Она сомневается: брать его с собой, не брать. Хотела, чтобы ты решил. Я ведь, говорит, там с ним буду, все на меня смотреть будут, вдруг, говорит, ему это не очень приятно станет. Тебе то есть.

Произнося все это, она прохаживалась по комнате туда-обратно, платье было светлое, трусы и лифчик на ней темные, и она и в самом деле была в нем «вся видна».

– Ну что ж, Мариночка… – сказал Андрей Павлович. – Я тебе очень благодарен за наглядную, так сказать, демонстрацию… я получил самое полное представление.

Марина перебила его:

– Положим, полного ты не получил.

– Полного? – беспонятливо переспросил Андрей Павлович.

– Нет, Андрюш, ну какой ты Дон Жуан! – с прежней ласковостью, весело воскликнула Марина. – При чем здесь платье?

Миша в полном восхищении жарко прошептал Андрею Павловичу со своего места:

– Что, не понимаете, что ли?!

– Андрюш! Все? Я могу обратно? – невинным тоном осведомилась Марина.

Андрей Павлович молча кивнул.

Марина, обдав теплом своего тела, прошла мимо него на кухню, он постоял-постоял мгновение и повернулся идти в прихожую одеваться.

И только повернулся – зазвонил телефон на журнальном столе.