Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

Барли оплакивала потерю Сьюзен, усматривала заслугу в том, что она вернулась к первому мужу, к своей единственной настоящей любви. В отъезде Сьюзен винили леди Райс — случившееся на званом обеде получило широкую огласку, и никто не сомневался, что леди Райс и Натали стакнулись, чтобы унизить Сьюзен и плюнуть ей в лицо лангустовым супом. Словно бы Сьюзен и общественное осуждение были магнитными полюсами с одним знаком: сложишь их вместе, думаешь, что просвет замкнулся, и в последний миг они внезапно отталкиваются друг от друга. По всем законам природы они не могут соприкоснуться.

И это был конец этого.

А нджелика просто не знает, что ей делать.

Двери Райс-Корта для нее заперты. Ей не позволили собрать даже ее личные вещи. Все охранники, которые могли узнать бывшую хозяйку дома и сжалиться над ней, были заменены другими. Тем, кто теперь охраняет вход, показали ее фотографию и сказали, что это — сумасшедшая, так что, когда она появляется вся в слезах и вне себя, чтобы биться о дверь или молотить кулачками по форме, облегающей их могучую грудь, они убеждаются, насколько она безумна. Они хватают ее тоненькие запястья своими ручищами и вызывают полицию и машину «скорой помощи», чтобы обуздать ее, помочь ей, но к моменту появления представителей власти и закона она всегда исчезает.

Чемодан с ее одеждой, ее зубной щеткой и прочим завозит в дом ее матери Роберт Джеллико, демонстрируя, что в нем она союзника не найдет.

— Где ее восемьсот тысяч фунтов? — кричит ему вслед Лавендер Хэзерли и готова поклясться, что он ответил: «Какие еще восемьсот фунтов?», но в этот момент он взревел мотором своего «рэндж-ровера», торопясь уехать, так что Лавендер не может утверждать это безоговорочно.

Сэр Эдвин отказывается отвечать на телефонные звонки жены. Ламберт Плейди уехал в Австралию с Роландом. Розамунда вообще бросила свою медицинскую практику. Даже Натали захлопывает перед Анджеликой дверь своего дома: теперь ей надо заботиться и о Сирине. Натали воспитывает ее как свою собственную дочь. И хочет покончить с прошлым, а леди Райс — часть этого прошлого. Зеленщик отбирает для Анджелики самые маленькие, самые скверные яблоки. Вентура леди Коуорт принимает ее, но на кухне. Лорд Коуорт болен, прикован к постели с гноящимися язвами во рту, но, вероятнее всего, это лишь отговорка. Леди Райс вычеркнута, вычеркнута, вычеркнута. Вентура говорит леди Райс, что ей, конечно, станет легче, если она уедет из Барли насовсем, и рекомендует ей лондонского адвоката, некоего Барни Ивенса, специалиста по разводам.

— Но я не хочу разводиться! — вскрикивает леди Райс. — Я хочу вернуться домой к Эдвину и снова быть счастливой. Я не вынесу, если он будет думать обо мне плохо.

— Так зачем же ты была такой глупенькой девочкой? — говорит Вентура.

— Спина у нее все еще плоха, — говорит Джелли. — Сразу видно, стоит ей сделать движение.

— Вот и хорошо, — говорит Анджелика.

Анджелика не уверена, хочет она разводиться или нет, но она знает, что ей нужны деньги. У нее нет ни пенса. Она идет в банк и слышит, что ее общий с Эдвином счет закрыт. Правда, одна из ее кредитных карточек еще действительна. Друзья ее прежних дней существуют теперь в ином ключе, чем она. Музыка — сплошь рэп, фанк и психоделическая, а наркотики сменились на новые. Остаться дома у матери она не может. Мэри Хэзерли, прежде ее подруга, а теперь сводная сестра, спит на ее кровати, а Анджелике выделен диван.

Она отправляется со своей историей и своими бедами к Барни Ивенсу. Это крупный дородный мужчина с двойным подбородком — по виду доброжелательный недотепа. Он носит серый костюм, розовую рубашку и розовато-желтый галстук.

— Что это тебе напоминает? — спрашивает Анджелика.

— Лангустовый суп в тот вечер на званом обеде, — говорит леди Райс.

— Действительно, — говорит Анджелика. — Когда твои воспоминания достаточно четки, они есть и у меня.

— Нам следует сосредоточиться, — говорит Джелли. — Это важно.

В дни подлинного несчастья они становятся почти подругами.

— Вы уверены, что говорите мне правду? — спрашивает у нее Барни Ивенс. — Суду будет нелегко принять вашу историю, как она есть. В верхней одежде, вы говорите?

— Да, — говорит Анджелика.

— У вас есть свидетели?

— Нет, — говорит Анджелика. — К тому моменту, когда меня увидела миссис Макартур, на мне почти ничего не осталось. Он сорвал с меня одежду.

— И вы дошли пешком до дома вашей матери в подобном виде?

— Да. А в постели был еще ребенок.

Барни Ивенс поднимает брови.

— Чем вернее мы это скроем, тем будет лучше, — говорит он. — Вы же знаете, какие мысли теперь приходят людям в голову при малейшем предлоге.

— Мы все старались согреться, только и всего, — говорит она.

Барни Ивенс ест ее взглядом.

— Вы очень затрудните мне жизнь, если не скажете правды, — говорит он. — Но мы будем работать с тем, что у нас имеется. Если вы все-таки решите развестись, весьма маловероятно, что у вас есть права на дом, где вы совместно проживали в браке, и на все, что там находится, — говорит Барни Ивенс, — поскольку и то и другое является частью фамильного состояния. Что до алиментов, то суд вполне может принять во внимание, что вы молоды, здоровы, очень неплохо зарабатывали прежде, вполне можете зарабатывать сейчас, и назначит вам самую малость.

— Ну а мои восемьсот тридцать две тысячи? Деньги, которые я вложила в брак.

— Но у вас, видимо, нет ни расписок, ни других документов.

— Я отдала эту сумму наличными Роберту Джеллико. Он был так благодарен! Он подтвердит. Он честнейший человек, это все знают. Сумма, конечно, значится где-нибудь в бухгалтерских книгах.

— Райсовское поместье нанимает бухгалтеров-артистов: иногда полученные суммы значатся в их книгах, иногда нет. Зависит от того, что им требуется. А выглядеть честнейшим входит в служебные обязанности Роберта Джеллико.

Барни Ивенс улыбнулся леди Анджелике Райс.

— Ситуация выглядит не такой уж хорошей, верно? — говорит Джелли.

— Да, — хором отвечают Анджелика и леди Райс.

— Простите, — говорит леди Райс. — Я не слишком удачно справилась со всем этим.

— И даже трахали тебя так-сяк, — сердито говорит до сих пор неопознанный голос.

— Не важно, — говорит Барни Ивенс. — Подбодритесь! Я о вас позабочусь. И рискну гонораром. Да и, полагаю, пенни-другой вы получите. Я не хочу на вас давить, но, пожалуй, стоило бы начать процесс, прежде чем это сделает ваш муж. Тот, кто подает прошение о разводе, обычно тем самым заручается симпатией суда.

— Эдвин никогда со мной не разведется, — говорит леди Райс. — Все это временное недоразумение.