Тим О'Брайен - Что они несли с собой

— Да не была она дурой! — рявкал он. — Я никогда такого не говорил. Я сказал: молоденькая, вот и все. Как мы с тобой. Девчонка, вот и вся разница, и вот что еще я вам скажу, ни черта это не важно. Я про то, когда мы впервые сюда попали — все мы, — мы были зелеными и желторотыми, по уши в романтическом дерьме, но мы чертовски быстро научились, поняли что к чему. И Мэри-Энн тоже.

Крыс Кайли всматривался тогда в свои руки, молчаливый и задумчивый. Мгновение спустя его голос становился ровнее.

— Не верите? — спрашивал он. — Ну и ладно. Но вы не знаете человеческой природы. Вы не знаете Вьетнама.

Затем он просил нас дослушать эту историю до конца.

«Прекрасный острый ум», — говорил Крыс Кайли. Верно, порой она могла дурачиться, но все важное схватывала на лету. К концу второй недели, когда привезли четырех раненых, Мэри-Энн не боялась испачкать руки в крови. Более того, кровь ее словно бы притягивала. Не столько сами кровь и раны, сколько выброс адреналина, который их сопровождал, этот стремительный ток, который бежит по венам, когда садятся вертолеты и все надо делать быстро и правильно. Нет времени перебирать варианты, вообще нет времени думать: просто запускаешь руки в развороченное тело и начинаешь латать дыры. А рука у нее была твердая. Она не морщилась при виде самых страшных ран. В последующие пару дней вертолеты прилетали часто, и она научилась пережимать артерии, вводить катетеры и колоть морфий. И в эти моменты ее лицо приобретало вдруг новую сосредоточенность, почти безмятежность, голубые глазки щурились, светились недюжинным умом, а взгляд становился напряженным и сфокусированным. Марк Фосси на это только ухмылялся. Конечно, он ею гордился, но еще был изумлен. Она как будто бы превращалась в другого человека, и он не знал, как к этому относиться.

Но было и кое-что еще. Слишком уж быстро она переняла наши повадки. Никакой косметики и подпиливания ногтей. Она перестала носить украшения, коротко остригла волосы и повязывала их теперь темно-зеленой банданой. Гигиена тоже утратила первостепенное значение. На вторую ее неделю Эдди Даймонд научил ее разбирать винтовку М-16 , показал, как работают различные ее узлы, а от этого вполне естественно было перейти к тому, чтобы учиться пускать оружие в ход. Часами кряду, поначалу чуть неуверенная в себе, она палила по консервным банкам из сухого пайка, и оказалось, у нее к этому талант. В ее голосе слышалась новая уверенность, новая властность чувствовалась в том, как она держалась. Во многом она оставалась наивной и незрелой, все еще девчонка, но школа в Кливленд-Хайтс казалась теперь очень далекой.

Раз или два Марк Фосси очень мягко предлагал ей подумать о возвращении домой, но Мэри-Энн смеялась и говорила, мол, забудь.

— Все, что мне нужно, — улыбалась она, — есть здесь.

Она гладила его по плечу и целовала.

И вроде бы все между ними было по-прежнему. Они вместе проводили ночи. Они держались за руки и строили планы, что будут делать, когда закончится война. Но появилась какая-то расплывчатость в том, как Мэри-Энн рассуждала на некоторые темы. «Не обязательно трое детей, — заявляла она, — не обязательно домик на озере Эри».

— Разумеется, мы поженимся, — говорила она, — но не сразу. Почему бы для начала не попутешествовать? Просто поживем вместе. Ну, чтобы проверить себя, понимаешь?

Марк Фосси на это кивал, даже улыбался, и соглашался, но ему становилось не по себе. Он не мог определить, в чем дело. Ее тело казалось ему почему-то чужим: слишком неподатливым, слишком плотным и крепким там, где прежде была мягкость. Девчачья игривость пропала. И нервное хихиканье тоже. Теперь, когда она смеялась, что случалось редко, то делала это, только когда что-то действительно смешило ее. Ее голос перестроился, приобрел более низкий тембр. По вечерам, пока парни играли в карты, она иногда погружалась в долгое молчание, сидела, устремив глаза в темноту и сложив на коленях руки, и выстукивала ногой какие-то шифрованные послания по полу. Когда Фосси спросил, в чем дело, Мэри-Энн как-то странно посмотрела на него и пожала плечами.

— Так, ни в чем, — сказала она. — Честное слово, ни в чем. По правде говоря, я в жизни не была счастливее. Никогда.

Но пару раз она возвращалась откуда-то поздно ночью. Очень поздно. А однажды вообще не пришла.

Крыс Кайли узнал про это от самого Фосси. Как-то утром, еще до рассвета, Фосси растолкал его, фактически отчаянно и долго тряс. Он скверно выглядел, голос у него был хриплым и сдавленным, точно он простыл. В руке он держал фонарик, которым, не переставая, щелкал.

— Мэри-Энн… — прошептал он. — Никак не могу ее найти.

Сев, Крыс потер лицо. Даже в тусклом свете было ясно, что парнишка в беде. Под глазами у него залегли темные круги, он вообще казался измученным, как человек, который вечность не спал.

— Пропала, — сказал Фосси. — Слушай, Крыс, она с кем-то спит. Прошлой ночью она даже не… Я не знаю, что делать.

И тут Фосси сломался: сел на корточки, закачался на пятках, все еще стискивая фонарик. Просто мальчишка. Мальчишка восемнадцати лет. Высокий и белокурый. Одаренный спортсмен. К тому же славный малый, вежливый и добродушный, хотя в тот момент было очевидно, что эти качества не слишком хорошо ему послужили.

Он все щелкал фонариком.

— Ладно, начни сначала, — сказал Крыс. — И помедленней. С кем спит?

— Не знаю с кем. С Эдди Даймондом.

— С Эдди?

— Наверное. Этот тип вечно к ней клеится.

Крыс покачал головой.

— Хм… Вряд ли, дружище. Что-то не вяжется. Только не Эдди.

— Да, но он…

— Полегче, полегче, — произнес Крыс. Нагнувшись, он похлопал Фосси по плечу. — Почему бы просто не проверить койки? В медсанчасти всего девять парней. Мы с тобой тут, значит, остаются еще семь. Пересчитай быстренько спящих.

Фосси помешкал.

— Но я не могу… То есть, если она там, если она с кем-то…

— Господи Боже…

Крыс поднялся. Взяв фонарик, он пробормотал что-то и ушел в дальний конец барака. Ради уединения парни смастерили «стены»-занавески вокруг своих коек, и получились эдакие импровизированные спаленки, и во мраке Крыс быстро переходил от «комнаты» к «комнате», фонариком высвечивая лица. Эдди Даймонд спал как убитый… и остальные тоже. Но для верности Крыс на всякий случай проверил по второму разу, а после вернулся к Фосси.

— Все на месте. Никого лишнего.

— Эдди?

— В отключке от «Дарвона». — Погасив фонарик, Крыс попытался обдумать положение. — Может, она просто… Ну, не знаю… Может, просто решила сегодня поспать на воздухе… под звездами или еще что… Ты лагерь обыскал?

— Конечно.

— Что ж, пошли, — сказал Крыс. — Попробуем еще разок.

По восточным склонам расползался мягкий лиловый свет. Два узкоглазых солдатика разводили костерок для завтрака, но по большей части лагерь был тих и недвижим. Сначала они обшарили посадочную площадку, потом столовую и складские бараки, затем обошли все шестьсот метров периметра.