Наталья Черных - Неоконченная хроника перемещений одежды

– Премия.

Как оказалось, премию в тот день выдали всем. Так что напрасно внутри краснела, что повела себя как избалованная дочь.

Вечером, с вожделенной курткой на коленях, набрала родительский номер, еще старый. И получился такой разговор с матерью, что мне осталось только утопиться. Пару часов размышляла, что новая куртка быстро намокнет и потянет меня ко дну. На ближайших прудах есть внушительные проруби, и туда можно сбросить иго зашедшей в тупик жизни. На квартиру-то все равно не заработаю. Тогда пришла мысль попробовать грибы. С полками отборных книг по филологии и поэтических сборников в голове. С видом на аскетическую стариковскую постель и спящего ньюфа шоколадного цвета.

Когда гриб подействовал, пришла эйфория, вернулось утраченное было чувство цвета. Цвета сияли, играли и передвигались. Они были не очень яркими, нежными, хотя и насыщенными. Потом начался ледяной подъем. Как и говорил Голицын, все это были линии кроя. Ни одного живого существа. Зато как они были хороши, эти линии. Вскоре эйфория сменилась настороженностью. Затем возникло чувство чьего-то невидимого присутствия.

– Это гриб наблюдает, – вспомнилось высказывание Голицына-сына.

Затем поняла, что сейчас могут показать даже битву при Ватерлоо в подробностях. Что вскоре и случилось. Как спеленатая, висела над полем битвы и искала глазами Наполеона. Нашла тревожную черную точку. Затем померкло все, и началась усталость. В самом начале усталости подняла глаза вверх и увидела нежно-молочную, как бы фарфоровую, маску, в которой сошлась японская аскетичность и роскошь венецианского карнавала.

– Очарование зла, – сказал во мне голос.

Маска исчезла. Через некоторое время возникла Анна, читающая стихи, очень тихо, так что не поняла, что за стихи она читает.

Путешествие закончилось кромешным холодом. Очнувшись, закуталась во все свои одежды и заснула. Проснулась скоро, около полуночи. Старик Голицын вернулся с прогулки. Агат подбежал ко мне и облизал лицо. Вспомнилось, что в холодильнике у меня лежит машина с полкубом жидкости от Рыси. Годен ли еще раствор? Вскочила и принесла машину. Попросила старика сделать мне укол. Он сначала ворчливо отказался, но потом согласился. Поняла почему, когда прошла мимо зеркала: была ужасно бледна. Едва увидела, как старик держит иглу, испугалась и убежала на кухню. После пары неловких тычков выбросила машину в мусорное ведро.

– Вот теперь все.

Утро принесло совершенно новое самоощущение. Чувствовала, что действительно участвовала в битве при Ватерлоо. Усталость, ломота, тяжесть и пепел внутри. Внутренности как бы присыпаны пеплом.

В «Рогнеде» начались предновогодние бега по банкам и другим клиентам, весь день прошел в разъездах. Вечером, когда ехала в метро, внезапно поняла, что со зрением произошло нечто странное. Не могла прочитать аршинные буквы рекламы напротив. Но это еще не все. Поднимаясь по лестнице из метро, поскользнулась и подвернула ногу. Хорошо, что впереди новогодние праздники. Смогу отлежаться.

Однако нога беспокоила, беспокоило зрение и другие мелкие неприятности. Тридцатого попала к невропатологу. Пожилая дама, кандидат медицинских наук, записав жалобы, заставила несколько раз пройтись по кабинету.

– Ты не обращала внимания, что ходишь как мужчина?

– Что? – Даже не поняла ее вопроса.

– Что у тебя с левой ногой?

Оказывается, загребаю левой ногой. Немного, но загребаю. И еще пошатываюсь при ходьбе. А мне казалось, это так женственно. Интересно, что все названные признаки врач разглядела сквозь мои рассказы о слабости, дурном сне и повышенной утомляемости. О том, что внезапно писаюсь, не сказала. Но в ходе разговора пришлось ответить и на этот вопрос.

– После новогодних праздников – сразу ко мне. А это вот держи. Направление на компьютерную томографию. В Боткинскую.

Мрачные длинные коридоры, полные каталок и встревоженных людей, тогда мне были в новинку. Теперь, с высоты социальных сетей и волонтерского движения, тогдашние впечатления кажутся простыми и нелепыми. Но пара часов, проведенных тогда в Боткинской, остались навсегда.

– Девушка, посмотрите за бабушкой. Я лифт вызову.

– Девушка, вы последняя? А почему такая молодая?

– Девушка, поддержите меня, пожалуйста.

– Девушка, отойдите, дайте пройти.

– Девушка, а вы куда намылились?

– Очередь моя, вот что.

Кабинет с томографом был огромный, темный и холодный. Сквозняк от вентиляторов прошивал его насквозь. Пятнадцать минут находилась в капсуле и в высшей степени психоделических звуках. Потом полчаса ждала описания. Вышла блондинистая врач, помощник профессора, который делал исследование, принесла белый лист с буквами.

– Ну вот. Знайте: вам сам Шаримшо Шаримшоевич описание делал, это на века.

В заключении стояло: «Очаговые поражения исключить нельзя. Показана МРТ».

Нести неприятие к себе – сверхзадача, дело жизни. Нужно подготовиться к повышенным эмоциональным нагрузкам, прежде чем начать жить. Иначе все функции организма моментально откажут. Первой уходит система пищеварения, а нервы уже потом. Так что кушать нужно вовремя, и желательно – суп, даже если челюсти перекосило от радости после очередного критического высказывания в адрес. Пока станет ясно, что «ты здесь никто», «ты ничто», «ты никто и ничто», «ты не умеешь», «бестолочь», «ты не зарабатываешь» – только формы речи, может пройти две трети жизни.

По счастью, после продажи квартиры долго жить не собиралась. В голове сам собою составился образ, что мой организм не вынес такого стресса – за борт отправили и ручкой не помахали. Захлебнусь в море житейском. Найдется какая-нибудь онкология или психическое расстройство. Последнее даже уместно: могу позвонить Семе, а он в христианском центре реабилитации работает и сейчас. В один прекрасный день перестану есть и писать, усохну и лопну одновременно.

Очень расстроилась, когда поняла, что скоротечной кончины не получится. Критический вал приняла как необходимое. С трясущимися от повышенного сердцебиения ручками, с суточной пропажей аппетита, чередующегося с огромными заедами, с невозможным в мире людей выражением лица. Про выражение лица понимала больше, чем кто-либо: с таким жить нельзя. С таким лицом не живут и даже не умирают. Даже пациенты клиники неврозов, а уж тем более – сотрудница ресепшн в перспективной фирме. С таким лицом либо презираемы всеми, либо сами всех презирают. Однако Иля девочка воспитанная была, так что мысль, что сама всех презираю, в голову и не стучала. А окружающие именно так и думали, видя мое лицо.

Отец окончательно перебрался к Марине. Когда помогла отцу перенести немногочисленные коробки, она обняла меня и пометила пахнущей вишней помадой. Глаза были сырыми. Глаза у нее цыганские. Всегда плачут. И голос хриплый. За эту цыганщину отец ее и любил.