Зульфю Ливанели - История моего брата

– Так вот это и есть ваша Любимая ? – спросила она.

Она заложила руки за голову и зевнула. Это движение выдало формы ее груди под белой блузкой.

– Я не единственный человек на свете, который не может прикасаться к другим людям, – сказал я. – В мире очень много таких людей, например, аутисты. Однако существует потребность в объятиях, ведь когда вы кого-то обнимаете или вас обнимают, это чудесно. Поэтому моя Любимая способна успокоить, исцелить, умерить боль, не требуя ничего в ответ. Она как настоящая возлюбленная, к которой можно прижаться всякий раз, когда хочется.

– Я заметила, что в какой-то момент давление усилилось. Его что, можно отрегулировать?

– Да.

– А что будет, если его включить на полную мощность?

– Ну как что будет? – усмехнулся я. – Ее «руки» сожмутся с такой силой, что эта сила любви и нежности переломает кости, и человек попросту погибнет. Совсем как от настоящей сильной любви.

– От любви?

– Конечно, от любви, потому что любовь – самое опасное, самое смертоносное на свете чувство.

Как у всякой молодой девушки, тема любви вызвала у нее живой интерес. Любовь казалась ей высшей степенью счастья. Однако мои слова заставили ее задуматься. Она спросила, не могу ли я пояснить свою мысль.

– Мысль у меня такая, – сказал я. – Погода сегодня замечательная, поедем-ка на моей развалюхе к морю, сядем на берегу и поговорим. Я знаю одну спокойную бухту, замечательное место.

Я ожидал возражений, и они тут же последовали одно за другим. На сей раз мне пришлось потрудиться, чтобы ее уговорить. У нее не было намерений ночевать в моем доме и ехать на пляж. На общение со мной ее толкали два обстоятельства – страсть газетчика и, конечно же, любопытство. Ей хотелось, добившись от меня правды, превратить «Убийство в Подиме» из «утки» в историю победы. Она следовала своему плану, чтобы обойти других газетчиков, но для этого вынуждена была подчиниться моим странным просьбам. Вот почему в конце концов она уступила.

Час спустя мы сидели на берегу моря в той самой спокойной бухте. До этого мы заехали в туристический магазин на выезде из деревни и купили черный и оказавшийся девушке немного большим купальник, в котором она выглядела слишком белой, белой как снег. Было ясно, что она никогда не загорала. Не понравилось ей сидеть под солнцем, и она постоянно предлагала перейти в прохладную тень, падавшую от скал. Конечно же, все происходило так, как ей хотелось, и мы в итоге оказались в тени.

– Ты знаешь, сначала я хочу прочесть тебе маленький отрывок из одной книжки, – сказал я, – а ты послушай.

Я вытащил из сумки книжку и прочитал:

– «Любовь то на крыльях летает, то идет шагом. С этим мчится, с тем еле бредет. Одних охлаждает, других испепеляет. Одних ранит, других убивает. Бег ее желаний в один и тот же миг начинается и прекращается. Утром предпринимает она осаду крепости, а вечером крепость уже взята, ибо нет той силы, которая могла бы ей сопротивляться» [3] Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Перевод Н. Любимова. М.: Художественная литература, 1988. .

– Какие странные слова, – наморщилась она. – Кто такое написал?

– Сервантес. Все, что он написал, – правильно, лишнего ничего нет, даже кое-чего не хватает.

Затем я не смог удержаться от того, чтобы прочитать ей небольшую лекцию по литературе. Я хотел, чтобы она увидела истинное лицо того чувства, что зовется любовью.

– О ком ты хочешь еще услышать – о мужчинах и женщинах, которые покончили с собой, поскольку полюбили безответно; о тех, кто задушил собственную жену из-за приступа беспочвенной ревности; о тех, кто попал от любви в тюрьму; о тех, кто из-за любви совершил массовое убийство; о прекрасной Елене и войне, которая из-за нее началась; о погибших из-за любви на дуэли; о тех, кого подвергли мучениям, пытаясь бесполезно добиться от них, чтобы они выдали своих возлюбленных; о сошедших с ума и попавших в дом скорби; о тех, кто из-за любви лишился доброго имени; о тех, кто из-за любви потерял состояние? О ком ты хочешь знать?

– Кажется, вы имеете в виду литературных героев?

– Литература более реальна, чем настоящая жизнь. Но неужели ты думаешь, всего этого не происходит на самом деле? Ведь есть и самоубийства, и убийства. Английский король Эдвард из-за любви отказался от престола, и Пушкин – погиб на дуэли, и Клинтон из-за небольшого приключения рисковал своей должностью, и Оскар Уайльд попал в тюрьму…

– Все верно, – улыбнулась она, – если смотреть с этой точки зрения, то любовь действительно опасная штука.

– Да, конечно. Любовь лишает человека воли, поэтому опасна. Она начинает управлять тобой, ты теряешь логику и не можешь проявить рассудительности. Любить кого-то – значит, шагать по краю пропасти с завязанными глазами. В конце могут оказаться и смерть, и убийство, и самоубийство.

– Ох, ну откуда же вы столько знаете? – выдохнула она.

Я улыбнулся. Я сказал, что по правде очень не люблю слово «любовь»: в наши дни она давно стала предметом торга. И тогда девушка спросила меня, каким словом следует называть настоящее чувство.

– Арабы называют его «гарам». Именно оно заставляет людей совершать безумные поступки. Оно отличается от обычной любви. Это «ЧЕРНАЯ СТРАСТЬ». Такое чувство опасно.

На какое-то время между нами воцарилось молчание. Она чертила что-то на песке веткой, а потом сказала, что, так как я не читаю газет, то я не в курсе, какие новости выходят каждый день, а стоило бы знать, потому что слова «любовь» и «убийство» постоянно соседствуют. Вот недавно один пожилой человек убил семью своего соседа, потому что влюбился в его маленькую дочь, так что если говорить с этой точки зрения, то, конечно, я прав.

– Гарам – самое опасное человеческое чувство, – повторил я.

– Тогда самая безопасная любовь – эта ваша Любимая , – усмехнулась она.

– Вот теперь ты меня поняла. Пойдем поплаваем.

Она осторожно вошла в воду, словно боялась маленьких волн, набегавших на берег. Каждая волна вымывала песок из-под наших ног, и это вызывало легкое ощущение щекотки. Девушка смеялась, прыгала, выбегала на берег, когда поднималась большая волна, и напоминала маленькую девочку, играющую с водой. Глубоко она заходить не стала, несмотря на то, что я настаивал. «Я не хочу мочить волосы», – объясняла она.

Она так говорила, но было очевидно, что она просто боится воды. Тем не менее я заметил: преодолевать свой страх, шаг за шагом двигаясь к тому, что пугает, стало у нее привычкой. Казалось бы, она каждый раз сдает экзамен на смелость. Если бы мы еще раз поехали на море, она бы непременно заставила себя зайти глубоко.

Мы пообедали в одном из рыбных ресторанчиков на берегу. Официант был мне знаком. Вначале я спросил у него пива, а затем попросил перечислить, какая рыба есть в меню. Произнося названия различных черноморских рыб, официант упомянул и камбалу, но добавил, что есть только совсем маленькие особи, потому что сейчас на камбалу не сезон. Журналистка никогда раньше не пробовала камбалу и спросила, какова она на вкус.