Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Я бы не советовал вам тратить такие суммы денег на мужчин, — рассмеялся Дженнаро, пропуская меня вперед.

Каждая деталь интерьера «Le Dome» заставляла поверить в то, что в любую секунду твоим соседом по столику может оказаться Пикассо или Эдгар Дега. Желто-красные абажуры отбрасывали мягкий свет на роскошные витражи, встроенные в деревянные перекрытия черно-белые фотографии знаменитых посетителей вызывали ностальгию по временам настоящей богемы, а бордовые портьеры на окнах приоткрывали вид на центральный жизненный нерв квартала — бульвар Монпарнас. Встречающие на входе официанты в черных бабочках, трехэтажные блюда с устрицами и морепродуктами, запотевшие бутылки «Dom Perignon», на прохладной поверхности которых хотелось рисовать пальцем, — что еще нужно для прекрасного дня в Париже? Великодушно уступив мне место на темно-зеленом кожаном диване, Дженнаро расположился напротив и быстро изучил меню. Мы нагуляли такой аппетит, что непроизвольно бросали голодные взгляды на корзинку с хрустящим французским багетом, обладательницами которой была пара одетых с иголочки великовозрастных француженок. Старушки, видимо, уловили тонкий намек и со всей душевной искренностью предложили нам угоститься хлебом. Если я тактично отказалась, то мой друг одарил женщин своей сногсшибательной улыбкой и взял из корзинки кусочек хлеба, украв сразу два девичьих сердца. Судя по всему, Дженнаро не любил оставаться в долгу, потому что, к удивлению наших милых соседок, рядом с их столиком материализовалась подставка, лед и бутылочка лучшего в мире шампанского. Покраснев и смутившись, француженки наперебой лепетали бесчисленные слова благодарности, в то время как Дженнаро деликатно прикладывал руку к сердцу, чем изрядно меня смешил.

— Месье, ну что вы? Нам так неловко… К тому же у меня давление… — щебетала старушка с идеально уложенными волосами.

— Мадам, — обратился Дженнаро к одной из дам, — три глотка этого напитка излечат все ваши недуги. Поверьте мне на слово.

«Я просто тебя обожаю, — думала я, наблюдая за прелестной сценой. — Обожаю…»

Перед тем как покинуть ресторан, слегка подвыпившие бабушки трижды нас расцеловали и пожелали так много счастья и любви, словно мы отмечали круглую дату свадьбы. Оставшись тет-а-тет вместе с морепродуктами и бокалами, мы на одном дыхании приговорили несколько десятков устриц, не размениваясь на душещипательные беседы, — слишком уж велико было чувство голода.

— Мадемуазель, — заговорил Дженнаро, слегка подкрепившись, — мой обожаемый гид, вы были правы. Прогуляться по Парижу пешком — превосходная идея.

— О да! Честно говоря, ездить здесь на машине — сплошные мучения. Пробки, пробки, пробки… А вы знаете, что в этом городе нет знаков «Stop»?

— Совсем нет? — переспросил он, разделываясь с огромным лангустом.

— Совсем. До 2012 года существовал всего один знак, кажется, в шестнадцатом аррондиссемане. Но и его убрали. Думаю, поэтому французы так сильно матерятся за рулем, вечно полагаясь на помеху справа.

— Мадемуазель, я могу поинтересоваться, куда вы постоянно смотрите?

— Простите, никуда. Просто у вас за спиной, справа по диагонали, сидит человек, который…

— Который что? — Дженнаро оторвался от лангуста.

— …который постоянно смотрит на вас, — договорила я.

— Полагаю, что он смотрит на вас, мадемуазель. Пусть наслаждается. Закажем еще устриц?

— Я вам точно говорю: он смотрит на вас. И я его где-то видела…

— Вы уверены? — Вопрос прозвучал более чем серьезно.

— Да.

— Хорошо… Можете его описать?

— Это будет несложно. Импозантный, по национальности скорее всего немец, приблизительно лет шестидесяти, дорогой костюм, длинные светлые волосы, ухоженная борода, усы. Я точно его где-то видела. Думаю, дальше описание не имеет смысла… — я замолчала, уткнувшись глазами в тарелку.

— Почему?

— Потому что он идет к нам.

Когда высоченная фигура незнакомца нависла над нашим столом, крупная мужская ладонь опустилась на плечо моего женевского товарища.

— Друг мой… Какая неожиданная встреча! — Приветственная фраза имела ироничный оттенок и, несмотря на отличное французское произношение, все-таки выдавала грубоватую немецкую «r».

Спокойно повернув голову, Дженнаро поднял вверх ледяные глаза:

— Надо же…

Мой товарищ приподнялся, подавая руку длинноволосому мужчине.

— Не ожидал снова увидеть тебя в Париже. Сколько лет прошло? Шесть? Я думал, ты достаточно успел пожить в этом городе для того, чтобы вернуться вновь. Я что-то не то сказал? — ехидно улыбнулся прервавший нас гость. — И что за манеры? Если ты не хочешь представить меня своей… подруге, то я сделаю это сам. Вольфганг, — назвал свое имя немец, протягивая мне огромных размеров ладонь.

— Джулия, — на автомате произнесла я, стараясь не встречаться глазами с Дженнаро.

Даже не знаю, какое чувство занимало сейчас первенство на моем сердечном пьедестале: боль, обида, ненависть, разочарование или все вместе. Никогда в жизни я не ощущала себя такой идиоткой: невзирая на то что логика подсказывала мне, что владеющий несколькими языками человек мира, интеллектуал, меценат, ценитель искусства просто обязан был побывать в Париже, я ему поверила. Поверила, что он здесь не был. Да для меня проще было раздеться и зайти прошлой ночью к нему в номер, чем показывать любимые места и водить на могилу Мопассана. Потому что это было личное. Это было мое. Открывая, то есть полагая, что я открываю для него мой Париж, я открывала вместе с ним свое сердце. А получается, что я исполняла роль потешной куклы, которую правильно завели, крутанули металлический ключик где-то между лопаток и сказали: «Говори, ходи и развлекай».

— Что-то мне подсказывает, что я не совсем вовремя.

От немца не укрылось возникшее за столом напряжение.

— Ну что вы? — неожиданно вырвалось у меня. — Присоединяйтесь к нам, если хотите! Синьор Инганнаморте любезно показывал мне Париж, в котором я никогда не была. Но мне кажется, что мы уже все посмотрели.

— Синьор Инганнаморте… — Человек по имени Вольфганг расплылся в обескураживающей улыбке, присаживаясь рядом со мной на диван. — Мадемуазель, вам очень повезло с экскурсоводом. Никто так не знает этот город, как мой старый приятель.

— Да вы что? — Я закипала от негодования, но старалась качественно вести игру, которую сама же и затеяла.

— Вы уже ходили по музеям? — Вольфганг обратился к Дженнаро.

— Вольфганг, cher ami [76], я рад видеть тебя в замечательном расположении духа. И как давно ты… наслаждаешься Парижем?

Наконец-то мой товарищ наградил меня пристальным взглядом.

— Довольно давно. Я освободился раньше, чем планировалось, — хохотнул немец.