Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Выбор за вами, — резюмировал он, наблюдая, как я без колебаний потянулась к заднему сиденью, чтобы достать спасенный бумажный сверток.

Бережно его разворачивая, я поразилась качеству плотной бумаги. Холст. И по всей видимости, картина или лишившийся рамы портрет. Пока изображение было мне не доступно, десятки догадок и вариантов кувыркались в моей голове: семейные ценности, портрет отца, матери, дедушки, женщины, в конце концов… Но фраза «я вообще никогда никем не дорожил» перечеркивала все пришедшие на ум версии. Когда картина открылась мне в полной мере, я подумала, что схожу с ума. Чувствуя, как от удивления округлилась глаза, я в недоумении уставилась на Дженнаро.

Он молчал.

— Это какая-то шутка? — еле выговорила я. — Это же картина с голубиной лапкой, которая висит в ваших апартаментах в «Reid’s». Картина, которая нас чуть не прибила. Один в один.

Дженнаро смотрел на меня с нескрываемым интересом, не давая никаких подсказок.

— Мы что… — Я начинала задыхаться от поселившегося в организме дыма и шквала набросившихся на меня эмоций. — Мы что… рисковали жизнью из-за копии картинки с лапкой голубя?

— Получается, что так. — Дженнаро пожал плечами.

— И вы считаете, что я в это поверю? Копия какой-то картины?

— Но вам же она нравилась…

— Да, нравилась! Очень нравилась!

— Вот и мне понравилась.

— Да какая разни…

Проглотив окончание английского слова «difference», я замерла с холстом в руках. Мозаика сложилась в секунду, просто в момент.

— А кто написал эту картину? Это же кубизм, да?

— Совершенно верно. Но я не знаю имени художника.

— Что-то я сомневаюсь, синьор Инганнаморте… Думаю, вы прекрасно все знаете. Или мне спросить нашего общего немецкого друга? У него даже официальный сайт есть.

— Это вы о ком?

— О Вольфганге Вельтракки. Не об этих ли игрушках он говорил в Париже? Об игрушках, с которыми вы не можете разобраться.

Моя реплика произвела фурор. Дженнаро прожигал меня взглядом и раздумывал над ответом. Это был флэш-рояль, джек-пот, шах и мат, к которому он не был готов.

— Мадемуазель… Даже не знаю… То ли я вас сейчас ненавижу, то ли восхищаюсь.

— Я узнала Вельтракки в Париже. И я помню, что человек, с которым вы встречались в ресторане женевского терминала, называл вас другим именем. Так ради кого мы оказались здесь? Чью картину спасли? Пусть даже дорогостоящую копию, сделанную величайшим фальсификатором…

— Пабло Пикассо. «Голубь с зеленым горошком».

— У меня нет слов… Надеюсь, эта копия стоит того, через что мы прошли.

— А кто вам сказал, что это копия?

В этот раз была моя очередь опешить и растеряться. Зашевелились даже ресницы. Избавившись от мимических катаклизмов, я автоматически прижала холст к груди и почувствовала, как медленно съезжаю по сиденью.

— У меня в руках настоящая картина Пикассо?

— Возможно.

— Но я не понимаю… Я запуталась… Одна картина висит в «Reid’s». Другую я держу в руках… Какая-то из них подлинник, но вы не знаете какая?

— Правильный ход мыслей, — похвалил меня Дженнаро.

— Так в чем проблема проверить? Обратиться к специалистам, сделать экспертный анализ… с вашими-то возможностями! — От восторга я забыла и о пожаре, и о том, что кислорода становится меньше с каждой секундой.

— Проблема в том, что этой картины официально не существует.

— Объясните, пожалуйста…

— Картина «Голубь с зеленым горошком» официально считается уничтоженной.

— Но почему?

— Потому что она была украдена из музея современного искусства в Париже. Человек, которого со временем поймали и обвинили в соучастии в краже сказал, что уничтожил полотно.

— Но он не уничтожил…

— Он в глаза его не видел.

— Даже когда крал?

— Он его не крал.

— А кто же украл?

— Я.

Несмотря на ощутимое отсутствие кислорода, мне невыносимо захотелось курить. Желательно пачку и сразу. А лучше две. Просто, чтобы оставаться в сознании и услышать самую необычную историю в моей жизни.

Украдена из Музея Современного Искусства в Париже в мае 2010 года.

Текущий статус: картина уничтожена.

Юмор всегда был моей опорой и защитной реакцией в критических ситуациях. По первому зову он приходил мне на выручку, принимая на себя спонтанные удары судьбы и категорически запрещая пасть духом. Он был моим близким другом, товарищем по несчастью и первоклассным спасателем. Появляясь совсем незаметно, он проникал в дебри моего мозга и показывал смешные картинки, которые сопровождались забавными надписями и словами. Незаменимый помощник. Великолепный партнер по жизни. Его Величество Юмор. С бесстрашием доблестного офицера он бросал вызов врагам и хамам, падениям и проблемам, разочарованиям и неудачам. Он никогда не говорил «я рядом». Он просто был. И это важно.

Естественно, что в ситуации с Дженнаро юмор тоже не остался в стороне. Справившись за пару минут с покрывшим мою голову шоком и отсутствием привычного сердцебиения, он подбросил мне довольно интересную идею: «Представь себе GIF-ку…»

— Мадемуазель… — Дженнаро дотронулся до меня с такой заметной осторожностью, как будто боялся, что меня передернет от прикосновения его пальцев.

— Простите… Я просто представляю себе GIF-ку… — выдавила из себя я, когда ко мне вернулся дар речи.

— Что-что вы себе представляете?

Его удивленное выражение лица заставило меня нелепо улыбнуться.

— GIF-ку…

— Какую еще GIF-ку? — Дженнаро явно не был готов к такой реакции.

— Animated GIF-images… Это такие веселые, движущиеся картинки, которые повторяют одно и то же действие…

— Мадемуазель, я знаю, что такое animated GIF-pictures.

— Вот и хорошо! Представьте себе GIF-ку… Старый тоннель. «Rolls Royce». Он без рубашки сидит за рулем. Она без майки на пассажирском сиденье. Они мокрые, потные и без кислорода. В руках у нее «Голубь с зеленым горошком» Пабло Пикассо. Без рамы, конечно. Она переводит ошалевший взгляд с картины на человека, который ее украл… С картины на человека, который ее украл… С картины на человека, который ее украл… Синьор Инганнаморте…

Его «What?» произвело на меня грандиозное впечатление. Ныряя в бассейн, Дженнаро не задумывался ни на одну секунду. Хватаясь за горячие металлические поручни, он тоже действовал без оглядки. Но вопрос «Что?» заключал в себе столько трепета и недоверия, словно в зависимости от ответа решалась моя судьба: то ли меня повезут в госпиталь, где залечивают рваные раны и ссадины, то ли отправят в клинику для людей, которые сбились с ментального курса и слегка лишились рассудка. Но все это лишь в том случае, если нас вызволят из тоннеля, ведущего в один конец.