Елена Долгопят - Русское (сборник)

— Я никак не соображу, что у вас за работа? Экскурсоводы-переговорщики?

— Шутите? Нет, мы двери продаем. То есть звонки принимаем, заказы оформляем, товар продвигаем. Тут и переговоры, и экскурсии, тут все уметь надо. Объяснить. Привлечь.

— Загипнотизировать.

— Не в прямом смысле.

Она замолчала. И Митя молчал в кресле. Не требовал продолжения. Казалось, он думает о своем, к Вале отношения не имеющем. Она осторожно вытянула руку, коснулась края книжного листа.

Черные типографские буквы складывались в слова, слова описывали эмигранта, нарушителя границы, беглеца, без паспорта сбежавшего; одно нажатие на курок и — вот она, Америка, заграница, тот свет.

— Странно, — произнес Митя. И смолк.

Валя напряженно ждала.

— Странно, что такой способный человек у вас в конторе прозябает.

— Ну почему же, он с удовольствием работает, мы же не ерунду какую-то продаем, зарплата у него побольше моей, не думайте.

— Наверное, вы в него влюблены, — сказал Митя безучастным голосом.

Сказал так, будто Вали и не было рядом. Будто она уже ушла, а он просто рассуждал сам с собой. Хотя и обращался вроде бы к ней. Но это была лишь удобная форма рассуждения.

— Никаких проблем с подчиненными у вас нет, так как подчиненных нет. И не было. И не будет. Ну какой вы начальник? Зачем это хотя бы кому-то надо — вас в начальницы. Разве что издевка изощренная. Но вряд ли, не верится.

Митя видел из своего убежища профиль Вали.

Маленький, уточкой нос. Круглый открытый лоб. Мягкая линия подбородка.

— Так что вы пришли не за тем, чтобы с подчиненными научиться разговаривать, а с Игорем. Чтобы он вас услышал. Вы в него влюблены безнадежно.

Валя поднялась. И направилась из комнаты.

Митя слышал ее потерянные шаги, слышал щелчок выключателя в прихожей. Шорох.

«Возится с замком. Никто не может вот так сразу сообразить, как открыть. Есть там такой рычажок сбоку».

Митя выбрался из темного мягкого провала, из кресла, и большими, спокойными шагами направился к прихожей. Встал у притолоки.

— Вы прямо в тапках бежать собираетесь?

— Откройте мне дверь.

— Я прошу прощения.

— Откройте.

Она стояла у двери опустив руки, поджав бледные губы.

— Я сказал глупость, извините.

Она отошла от двери, приблизилась к нему. Посмотрела в лицо.

— Ну почему, все правильно вы сказали. Влюблена. Как полная дура. Подушка мокрая. Буквально. Реву в нее. Да, хотела, чтоб услышал, хотя бы голос чтоб — проник. У меня на лбу написано, все видят, как с больной со мной, он тоже, деликатный, боится меня, правда, вдруг я чего сдуру, мало ли. Но я ничего, я тихая. Дверь мне откройте.

Лицо ее болезненно кривилось, пока выговаривала.

Митя наклонился, взял ее туфли, еще влажные, взял зонт. С него натекла лужа.

— Красивый зонт, — сказал Митя. — В смысле — расцветка.

— Я закричу, если вы дверь не откроете.

— Я открою. У меня руки вашими туфлями заняты и зонтом.

Она взяла у него туфли и зонт.

Митя сдвинул рычажок на коробе замка, с торца. И отворил дверь. Валя вышла, как была, в тапках. Митя стоял у проема. Слышал гул лифта.

Лифт смолк внизу, на первом этаже, Митя помедлил и закрыл дверь.

Он вернулся в свою комнату и сел на стул, на место Вали. Он попытался увидеть комнату ее глазами.

«Диван. Хорошо, что в тени, пятно не видно. Книги. Что они обо мне говорят? Ничего. Ей — ничего. Стоят стеной между мной и ней, бумажные кирпичи, тяжелые от слов. Нагромождения слов, туманные скопления смыслов. Ослепительные прозрения. Ничто для нее. Пустое. Рисуночек прикноплен, дом изображен. Она видела — прямо перед глазами. Рисуночек хороший, куплен на блошином рынке, на Тишинке. Ради дома куплен. Дом, которого нет, который был, был взаправду, в нем — детство, отцовский мотоцикл за окном. Ничего ей не сказал рисуночек, обо мне — ничего. А если сказал, то наврал».

Митя взял со стола часы. Тик-и-так. Выдвинул головку. В темноте, в глубине кресла, на прежнем Митином месте, уплотнилась тень. Блеснули глаза, запахло железной дорогой. Дальней дорогой. Давней дорогой. Мазут. Папиросный дым. Едкий, выбивающий слезы.

— Что желаете, молодой человек?

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Я бы хотел повернуть назад время. Ненамного. Тут у меня занятие было, не особенно хорошо вышло, сначала бы. В общем, на пятьдесят минут. Для верности.

— Зачем?

— Может, во второй раз лучше выйдет.

Лицо едва угадывалось в кресле. Вот и она так же на Митю смотрела, едва угадывая.

— Лучше не выйдет. И хуже не выйдет. Выйдет ровно то же самое. Я вам уже объяснял, вы не будете помнить, как оно вышло в первый раз, вы вернетесь к себе прежнему, ничего этого не пережившему.

— Не знаю. Мне все равно, я хочу еще раз ее увидеть, а так уже не увижу, она не вернется.

— Вроде бы вы не дурачок, сударь. Откуда быть еще разу? Все то же. Карусель. Стрелки по кругу. По одному и тому же. Все те же стрелки. И тот же финал.

— Интересно, — сказал Митя, разглядывая свой палец, свежую на нем царапину: зацепил, когда отворял дверь.

«Там гвоздь торчит, давно вбить пора, нечего голову высовывать. Железную, глупую».

— Интересно, — вновь сказал Митя. — Может, я уже не в первый раз о повторе прошу, может, уже в сто пятый?

— Может.

— И весь мир со мной вместе сдвинуться с этой точки не может.

— Возможно. К примеру, был один несчастный убийца, ему хотелось время повернуть, чтоб не убить. Долго ходил по кругу, пока завод не кончился у часов.

— Бедный. Так и остался убийцей?

— Никуда не делся.

Митя погладил стеклянный часовой глаз с неподвижным золотым зрачком.

— Ну все равно. Давайте назад.

— Бессмысленно.

— Без разницы.

— Как скажете, милостивый государь.

Фигура растворилась, исчезла.

…Митя распахнул дверь и оказался лицом к лицу с молодой женщиной…

Было мне девять лет. Бабушка попросила отнести книгу в библиотеку и взять новую. Объяснила, что надо зайти в клуб Ленина и спуститься по мраморной лестнице. Я спустилась, держась за широкие перила из белого камня. Так и подмывало по ним скатиться, но я не решилась. Очень уж было торжественно. И знамя стояло в витрине. И золотом было написано на стене, что книга — источник знаний.

Лестница привела в коридор со сводчатым потолком без окон. Я постучала в дверь с табличкой БИБЛИОТЕКА (золотые буквы на черном фоне), услышала «да» и тут же вошла. За письменным столом сидела громадная, с меня ростом, крыса. Ни окон, ни каталожных ящиков, ни книг в помещении не было. Горела на столе лампа под зеленым стеклянным абажуром.

— Не робей, — велела крыса.

Я приблизилась и положила на стол книгу. Крыса взяла ее розовыми пальцами. Посмотрела обложку.

— Что это за газета? — спросила.