Елена Земенкова - провинциальные душегубы [СИ]

-Ну и что? Алина сама решать будет, и она всегда честно поступала, по правде, не виляла и не врала!

-Причем здесь это! Мне не правда твоя нужна, а Алина, только она! Я все для нее сделаю - и убью, и украду, все! Только бы она больше не плакала, только бы не страдала!

-Я знаю, друг, знаю. Она выздоровеет, обязательно выздоровеет, она сильная!

-А вдруг я ей буду не нужен тогда? Что мне делать?

-Да с чего ты взял?! Ну, хочешь, давай снова этого пижона проучим? Или еще что сделаем?

-Я хочу, чтобы у Алины все было хорошо! Даже без меня...

Худой, рыжий парень уткнул голову в ленинские колени и безнадежно замер перед океаном тоски и надежды, огромным и беспощадным ко всем несчастным влюбленным, без вины виноватым и не имеющим право ни на какое снисхождение.

Валериан Петрович, молча, выключил свою аппаратуру и смылся по-английски, кляня себя в душе за глупое любопытство и дикую нетолерантность - больше он ничего не хотел знать и никого поджигать, а Виктор Пирогов и его верный друг Никита Воркута остались у Ленина искать выход из бесконечного сумасшедшего лабиринта с Минотавром-Шурыгиным.

27. Гренада, Гренада, Гренада моя!

Ахмет Мурзаев, дед Наиля Равильевича Гонсалеса, был кадровым офицером царской армии в четвертом поколении и родом из семьи башкирских дворян, вошедших в российскую имперскую элиту военной службой в Отечественную войну 1812 года, затем, они участвовали в русско-турецкой и Крымской компаниях, делили Польшу и сражались на полях первой мировой. Все Мурзаевы честно, не щадя живота своего, воевали за Россию, служили ей на гражданской службе, не покинули и в страшное время революции и гражданской войны. Царский поручик Ахмет Мурзаев весной 1918 года вступил в Красную Армию и воевал против чехословацкого корпуса и своих бывших собратьев по оружию, освобождал Симбирск и Самару, подавлял казачьи восстания на Дону, громил Добровольческую армию Деникина. А дальше больше - пестрые, как лоскутные одеяла, голодные и разутые отряды солдат, рабочих и крестьян, слепляемые на ходу в кровавых боях царскими офицерами-отступниками, такими как Мурзаев, в единую армию, смели войска признанного мировым сообществом Верховного правителя России, и освободили родной город Ахмета - Уфу, вместе с Уралом и Сибирью в придачу; а еще - Кубань, Северный Кавказ, разгромили армии Юденича и Врангеля и "На тихом океане - Свой закончили поход" (П. Парфенов).

Кто бы мог подумать, что горе и отчаяние семнадцатилетнего юноши из Симбирска из-за казни его старшего брата перевернет весь мир и жизнь каждого поданного Российской Империи? Действительно, крыло бабочки всесильно и непобедимо - один его взмах и Россия, сдирая с кровью и мясом свою старую кожу, возродится в муках для новых вызовов и войн, побед и поражений, страданий и покаяний, чтобы только сохранить свою тысячелетнюю душу и веру в справедливость для всех.

В конце 1937 года полковник РККА Ахмет Мурзаев с документами на имя Амадо Гонсалеса прибыл в составе советских военных специалистов в Картахену - под командование Григория Штерна, главного военного советника при республиканском правительстве в Мадриде. Через полгода боев с орденом Красного знамени и свежими шрамами на правом боку от ранения под Теруэлем он, вместе с командиром, был переведен в тридцать девятый стрелковый корпус на Дальний Восток, где опять воевал - уже в районе озера Хасан и реки Халкин-Гол, и в финской войне зимой сорокового года.

Осенью 1941 года комдив Ахмет Мурзаев был расстрелян вместе со своим командиром генерал-полковником Григорием Штерном по приказу Л. Берии. Жена Ахмета - Сания - вернулась домой из лагеря только после смерти Сталина, а их сын Равиль, восторженно обожавший своего отца и выбравший себе фамилию по его испанскому псевдониму, встретил лето сорок первого года лейтенантом в Львове после выпуска из Свердловского пехотного училища. Дальше была война - огромная и страшная, длиной в миллионы жизней, и мы выдержали, выстояли, победили...

Равиль Гонсалес вернулся в начале сорок четвертого в родную Уфу в звании майора - демобилизовали по ранению, женился сразу на хорошей девушке, соседке по дому Арише Курочкиной, и в победный май сорок пятого у них родился сын - Наиль, единственный продолжатель российской военной династии Мурзаевых. Что дальше? Жизнь, обычная и трудная, с крупинками счастья и горя, как у всех, а еще был октябрь пятьдесят четвертого года, когда восьмилетний Наиль впервые увидел свою бабушку Санию со сказочными серебряными прядями волос и всегда извиняющимся взглядом фиолетовых глаз-виноградин, а отец, закаменев в горе и воспоминаниях, пил и читал прекрасные стихи:

...Я хату покинул,

Пошел воевать,

Чтоб землю в Гренаде

Крестьянам отдать.

Прощайте, родные!

Прощайте, семья!

"Гренада, Гренада,

Гренада моя!"... (М. Светлов).

Что тут скажешь? Конечно, можно заявить, громко и открыто, - это все Сталин и его душегубы, надо скинуть с себя это проклятое прошлое - наши руки и наша совесть чисты, и нам нечего стыдиться! Но Равиль Гонсалес даже тогда в сорок втором, получив письмо от соседки своей матери Евдокии Курочкиной, не кричал и ничего с себя не скидывал, а воевал долго и честно, не щадя жизни, как все Мурзаевы до него. Но смерть отца Равиль не забыл и не простил никогда и никому. Умер он в семидесятом и похоронен на магометанском кладбище в Уфе - месте упокоения многих из роду Мурзаевых рядом с могилой своей матери, где лежала и бумага о посмертной реабилитации его отца. Но на фото их общего мраморного памятника вечный воин и защитник своего сурового отечества, потомственный кадровый офицер российской армии Ахмет Мурзаев уже всегда будет вместе со своей робкой Санией.

А в жизни Наиля Гонсалеса всегда все было хорошо - он закончил в Уфе школу с золотой медалью, затем - исторический факультет МГУ, работал в Башкирском филиале Академии наук СССР, защитил кандидатскую на тему борьбы с апартеидом в ЮАР. Был дважды женат - первый раз еще студентом, второй - в Уфе, развелся спокойно, без африканских страстей и надрывов, честно платил алименты на своих двух сыновей Александра и Виктора; и, к моменту революционных преобразований советского тоталитаризма в современную рыночную демократию, был свободен и готов к перестройке своих политических, экономических и идеологических взглядов (любых!), и, в отличие от страны, его перестройка прошла успешно и в кратчайшие сроки.

Но не надо думать, что Наиль Равильевич банально купился, а вернее продался за иностранные денежные знаки и продолжительные командировки в респектабельные страны развитой демократии. Конечно, его самолюбию льстило участие на равных в дискуссиях с западными интеллектуалами, радовало родство их душ в ценностном понимании, восхищала абсолютная толерантность к самым удивительным особенностям поведения отдельного человека - от сексуальных до суицидальных. Но Наиль Равильевич не заметил, что его равенство и космополитизм плотно уселись на одну жалостливую и унизительную для его страны и народа идейку: "Не ведают, что творят...". И это еще наиболее мягкий вариант поведения российского интеллектуала для признания западными коллегами его равенства и допущения к столу, так сказать. А иначе добиться равенства русский может только вместе с Россией.